Thread: Russian translation of "My Big Fat Soviet Adventure" (see Blogs)

В начале пятой главы описывается жанр "dating game show".
Мне трудно подобрать адекватный перевод. "Игровое шоу встреч"? Звучит коряво.
У кого есть мысли, как это корректно перевести на русский? Кто в теме?

Глава девятая

Полночь
Не слышно ни звука,
Может, луна потеряла свою память?
Она одиноко улыбается
В свете лампы.
Увядшие листья собираются у моих ног,
И ветер начинает стонать.
— Песня "Память", Барбра Стрейзанд

После премьеры "новой и улучшенной" "Найди меня" государственный отдел рекламы наводнили звонки. "Наводнить" его звонками было совсем не сложно, так как у нас был всего один телефон. Ярко-красный пластиковый телефон стоял на деревянном столе в главном офисе, где мы собирались в перерывах.
За деревянным столом обычно сидела Соня — женщина с сильным материнским инстинктом, относящаяся к остальным сотрудникам, как к своим детям. Особенно она заботилась о Кирилле: делала ему аккуратный массаж, когда у него болела голова после ночных пьянок.
Юрий, ведущий "Найди меня", часто пользовался телефоном и обычно говорил по нему так, как будто собеседник находится в соседней комнате и нужно кричать, чтобы тебя услышали.
"Алло! Слушаю! Да, да, да, да..."
В телефонных разговорах всегда слышались звуки телевидения в главном офисе — оно там всегда работало. Обычно на ярком итальянском диване сидели, развалившись, один-два сотрудника и смотрели зарубежные фильмы самых разных стран и самыми разными субтитрами. Часто были французские фильмы с английскими субтитрами и русским переводом за кадром, который монотонно читал один человек.
Андрей, Кирилл и Саша часто сидели на диване, смотрели фильмы и пили чай.
В офисе был всегда включенный чайник, а рядом с ним царил бардак. Если внимательно изучить чашки, можно было проследить всю советскую историю от Горбачёва и до самого Ленина, отпечатавшуюся во множестве слоёв пятен от чая. Чашки всегда выглядели грязными, хотя сотрудники (обычно Соня) мыли их каждый день.
Как-то раз я решила помыть эти чашки. Я как следует оттёрла их в туалете. Глядя на рыжеватую воду, льющуюся из крана, я решила, что, наверное, мы не зря её кипятили для чая. Когда я в офисе расставляла чашки по своим местам, появился Кирилл и спросил меня, чем это я занимаюсь.
— Они грязный, — сказала я на ломаном русском. — Я мыть их.
Как ни странно, Кирилла это оскорбило.
— Не стоит тебе мыть чашки, — сказал он неодобрительно.
— А почему? — спросила я в недоумении.
Он пожал плечами, слегка нахмурившись.
— Мы тут все как одна семья, — сказал он.
Этого я не поняла. Как можно было обидеть его, помыв чашки? И потом, если мы семья, то почему же не можем помыть чашки друг для друга? Иногда так трудно было понять русскую культуру. Я начала приходить к мысли, что, даже если я научусь бегло говорить по-русски, постигать русскую культуру будет мне всё так же тяжело, и у меня всегда будет такое чувство, как будто я бреду в густом тумане. Русские продолжали удивлять меня. Я никак не могла предсказать, как они поведут себя в той или иной ситуации.
Я вспомнила случай, произошедший пару дней назад, когда Коля ходил со мной в здание радио записывать звук для рекламы. Мы смеялись и говорили на странной смеси русского и английского, ставшей чем-то вроде нашего личного языка. У Коли была привычка говорить стихами, потому что большую часть своего словаря он составил из песен. Это было очень мило и очаровывало меня, хотя я и не давала ему этого почувствовать.
На улице был снег. Я чувствовала себя раскованно, поэтому сделала снежок и смачно залепила ему, застав врасплох. Он засмеялся, сгрёб снег и запустил в меня, но я пригнулась, и снежок пролетел мимо.
— "Кто в меня не попал, тот меня поцеловал!" — пропела я, смеясь, как ребёнок.
Коля остановился и уставился на меня.
— "Поцеловал"?
Он сделал пару шагов в мою сторону, тепло улыбаясь и с огоньками в зеленых глазах.
На мгновение мне стало страшно, что он собирается меня поцеловать. Моё сердце сильно забилось — от страха, что нас увидят, или ещё по каким-то причинам, о которых я не хотела в тот момент думать. Я покраснела и отвернулась.
— Это просто детская песенка, Коля, она ничего не означает.
Я пошутила о чём-то, чтобы сменить тему, и мы пошли дальше, но было видно, что он разочарован.
Так или иначе, но "Найди меня" оказалось такой успешной, что такие разочарования были незаметны на фоне всего остального. Передача шла по одному из трёх существовавших тогда советских телеканалов, который смотрели, по оценкам, восемьдесят миллионов человек. Телезрителям было не из чего выбирать, и они к тому же мечтали попробовать "американского пирога".
В начале девяностых русские, похоже, были влюблены в Америку. Они мечтали, что Америка вытащит их из руин Советского Союза и приведёт в светлый, прекрасный мир, которого они были до этого лишены. Светлым он стал. Но тогда, в те дни, полные надежд и ощущения перемен, они, конечно, не понимали, какую цену придётся заплатить за то, чтобы в жизни стало больше света.
"Найди меня" в новом, "западном", стиле, сразу же стала хитом. Коле дали полную свободу для творчества, и он тесно сотрудничал со мной, как будто я была его личным консультантом. Он познакомил меня с некоторыми из своих сотрудников — режиссёрами, авторами песен и актёрами. Мой уровень русского вырос, и я смогла вести с ними увлекательные беседы. Серьёзные разговоры на философские темы, о политике, о жизни.
Иногда Коля, стесняясь, играл мне свои песни. Его большие, утонченные руки с нежностью прикасались к клавишам синтезатора, который он разместил в нише одного из бесчисленных коридоров на телевидении. Его песни были в стиле евро-техно, а слова он писал на английском. Я не всегда понимала, о чём поётся в его песнях, потому что мне никогда не удавалось послушать их более одного-двух раз. И я так и не догадалась, о ком он поёт. Но я находила его русский акцент приятным на слух, и мне нравилось проводить с ним вместе эти недолгие мгновения.
Меня впечатлял Колин талант, но в то же время мучила зависть. Ему было всего девятнадцать, но он играл, как профессиональный музыкант. Я играла далеко не так хорошо, и была этим подавлена. Но всё же, набравшись храбрости, я играла Коле свои песни и иногда пела.
— Деб, у тебя такой красивый голос! — воскликнул он. После чего поделился своей идеей: что, если мне спеть на российском телевидении?
Я взволновалась не на шутку. Похоже, в России я могла делать всё, что захочу. Я почувствовала себя звездой.
В качестве вокального дебюта Коля записал в моем исполнении "Память" — известную песню Барбры Стрейзанд из бродвейского мюзикла "Кошки". Коля устроил моё выступление, на котором я должна была вживую исполнить песню, в воинской части. Он сказал, что солдаты оценят моё пение. Но, так как со звуком в воинской части были кое-какие проблемы, придётся включить дорожку с моим пением, заранее записанным, и я должна буду петь под эту фонограмму.
Я чувствовала себя так, как будто сбылись мои мечты. Я всегда хотела стать известной певицей. Впрочем, к этим мечтам в Церкви относились без особого одобрения, и в прошлом мне доставалось от духовенства за то, что я была "тщеславна", поскольку пела слишком громко, или слишком с чувством, или просто потому, что мне очень нравилось выступать. Но здесь некому было мне запрещать. Клифф и Симона были не против моего пения, а у Дарлин я и не спрашивала, что она об этом думает. Я предвкушала предстоящее пение, как у USO [United Service Organizations], но для Красной Армии, и была потрясена тем, что мне подвернулась такая возможность.
Воинская часть располагалась недалеко от Летнего дворца, и мы отправились туда с телевизионной командой на смешном оранжевом микроавтобусе, который запомнился мне ещё в аэропорту.
В части был небольшой актовый зал, в который колонной стали заходить советские солдаты в форме. В ключевых точках актового зала установили камеры. Красное платье на бретельках ниспадало складками с моих плеч до лодыжек в красных завязках. Накануне вечером я заплела свои длинные золотистые волосы в косу, и сейчас они были пышные и курчавые, буйные, как грива у льва. Коля оставался за кулисами рядом со мной и воодушевляюще поглядывал на меня.
— Деб, когда ты закончишь петь, — сказал он, — тебе подарят цветы. Возьми цветы и скажи "спасибо" по-русски, а потом скажи, что ты любишь их, на английском! Будет очень круто!
Камеры поехали, я вышла на сцену, нервно улыбнувшись ненадолго ослепившему меня яркому прожектору, и покосилась в сторону ждущих солдат. Заиграли первые грустные ноты песни, я начала раскачиваться в такт, позволив ей увлечь меня, и потом я начала подпевать, стараясь попадать в воспроизводимую запись. Пару раз я точно не попала, но, похоже, никто не заметил. Когда песня закончилась, на сцену поспешил солдат с огромным букетом красных роз, который я приняла с улыбкой и грациозным поклоном.
Я помахала солдатам.
— Спасибо! — крикнула я. — I love you guys!!
Солдаты не очень много аплодировали, зато тут и там раздавались одобрительные возгласы. Я снова поклонилась и ушла за кулисы, где Коля взял меня за руку и познакомил с некоторыми рядовыми. Солдаты окружили меня со всех сторон, протягивая прямо к моему лицу рублёвые банкноты и другие клочки бумаги, выпрашивая автографы.
Чувствовать такое к себе внимание было просто чудесно, и, однако, помимо этого, я немного ощущала себя самозванкой. Как-никак, я была всё-таки не Барбра Стрейзанд! Я вообще была никем! Но я продолжила разыгрывать этот спектакль, радуясь, что могла принести хоть немного света в унылую жизнь Советской армии. Один из солдат пустил по кругу бутылочку водки.
— Знаете, — сказал солдат по-английски с сильным акцентом, — нам тут пить водку нельзя! Может влететь! Но мне наплевать!
Он передал водку мне, я сделала глоток, улыбнулась и отдала бутылку назад.
Русский солдат просиял мне в ответ, но потом лицо его стало серьёзным, и он торжественно произнёс:
— Если у нас с вами будет война, надеюсь, вы победите.

Глава десятая

Беспокойство — служанка творчества.
Т. С. Элиот

Дарлин, называя меня "настойчивой и впечатлительной", была права, хоть и пыталась этим оскорбить. Я была артистичным, музыкальным, творческим и эмоциональным человеком. Из-за этих качеств я была одинока, потому что большинство людей, как ни странно, имели больше общего с Дарлин, чем со мной. Я мечтала найти единомышленников в России среди актёров, музыкантов и поэтов. В глубине души я чувствовала, что это желание шло ещё дальше. Но меня начинали уже мучить сомнения. Сомнения насчёт будущего. Сомнения насчёт любви.
Когда я работала над сценариями для "Найди меня" и исследовала с Колей телецентр, я была в экстазе от своей жизни. Я чувствовала себя реализовавшимся человеком, уверенным, счастливым, как будто в России у меня были супер-способности. В Америке я была никем и ничем — обычной выпускницей колледжа, работавшей скромным сценаристом для религиозной телепередачи. Я умела петь — и что с того? Петь мог каждый, и многие пели лучше меня. Я была непримечательным человеком, и тысячи других непримечательных людей в Голливуде были готовы подрабатывать официантами и жить на улице ради шанса когда-нибудь стать звездой. Но в России я оказалась тут же заброшена на пьедестал славы. Я пела на телевидении для восьмидесяти миллионов зрителей! Это было невероятно. И, конечно, так долго продолжаться не могло.
Прошло уже почти шесть месяцев в Советском Союзе, и моя "новизна" начала исчезать. Я уже была не "американка", а просто человеком со своими проблемами. Человеком, с которым было не всегда весело и приятно.
Я никогда не знала заранее, что может привести к приступу беспокойства. На самом деле я тогда даже не знала этого словосочетания — "приступ беспокойства", — но испытывала эти приступы всю свою жизнь. Они заключались в том, что у меня подступал к горлу комок, я начинала плакать и не могла остановиться, чувствуя только стыд и страх — особенно если это происходило на глазах у других. Русские говорили, что я "нервная". Nervous.
Я жила в своём собственном мире чувств и не имела смелости с кем-нибудь им поделиться. Я не смогла бы объяснить эти чувства, даже если кто-нибудь меня попросил. Я и сама не до конца в них разбиралась. И иногда они так меня переполняли, что вырывались наружу.
Однажды русские устроили вечеринку для всех сотрудников. Я сидела в углу рядом с Дарлин, флиртующей с продюсером популярного телесериала "Адамово яблоко". Я попыталась принять участие в беседе, но мой русский всё ещё был далёк от совершенства.
Режиссёр засмеялся над чем-то, сказанным мной, и повернулся к Дарлин. — Она что, сказала "хуй"? — спросил он.
— Что значит "хуй"? — спросила я.
— "Dick", — сказала она, нахмурившись, и они засмеялись.
Несколько раз я попыталась снова присоединиться к разговору, но мои попытки были отвергнуты, и в конце концов я сдалась. Я чувствовала себя подавленной, одинокой и с ужасом поняла, что слёзы катились по моим щекам. "О господи, только не это! Как их остановить?" — подумала я в отчаянии. Деваться было некуда. Я не могла выбежать из комнаты через всю толпу, потому что произошел бы скандал. Так что я просто сидела в углу, и слёзы катились по моим щекам, но скандал всё-таки случился — "кроткий и молчаливый".
Из вежливости никто ничего не сказал, но я знала, что все видели, как я плачу. Мне хотелось провалиться на своём месте и исчезнуть. Потом русские сказали, что для всех нас у них приготовлены подарки. Мне, Клиффу, Симоне и Дарлин подарили книги с русской классикой. В каждой книге на титульных страницах русские написали по пожеланию. Пожелание, написанное для меня, было особенно личным, и я должна была громко зачитать его вслух.
"Веселье и счастье пусть Дебби найдут,
а неурядицы к чёрту идут!"
Я была в полнейшем ужасе. Я уже не слушала, что было написано в других книгах, — кажется, это были русские пословицы и поговорки. Я даже не могла хотя бы попытаться объяснить свой стыд. Это был кошмар. У меня было такое чувство, будто всё это происходит не со мной. Я заметила, как Симона понимающе кивнула и поглядела на Клиффа. Наступило неловкое молчание. Я сумела выдавить "Спасибо", благодаря русских за подарок.
— Заплакать на вечеринке, — заметила уже потом Симона, — это печально. Но, может быть, теперь русские будут к тебе относиться лучше, раз они увидели, что и у тебя есть свои слабости. Может, им приятно видеть, что американцы несовершенны.
— А я тебе что говорила? Ты для русских обуза, — сказала мне Дарлин. У меня земля ушла из-под ног. Конечно, так оно и было.
— Бедные ребята, — продолжала она, — они так стараются помочь тебе, у них на тебя уходит столько сил!
После этого случая я ушла в себя. Мне было стыдно. Я нашла укромное место на верхних ступеньках лестницы в телецентре, сидела там и иногда читала, писала в своём дневнике или просто размышляла о странных событиях, происходящих со мной. Здесь было моё "убежище" на те случаи, когда я чувствовала, что снова становлюсь слишком "нервной" для окружающих.
Я не знала, сколько ещё смогу выдерживать совместное житьё с Дарлин. Я была глубоко несчастна. Со мной она вела себя осуждающе, холодно и сдержанно, и совершенно наоборот — с русскими. Особенно с молодыми русскими парнями. Мои друзья, Коля и Кирилл, похоже, относились к ней хорошо и часто разговаривали с ней, и от этого мне ещё чаще хотелось сидеть на той лестнице. Они не знали Дарлин с той стороны, с которой знала её я.
Так или иначе, но в тот год у судьбы были свои планы насчёт Дарлин. Клифф каждую неделю писал отчеты мистеру Большому и Важному Боссу, и вскоре мистер Большой и Важный Босс решил, что участие Дарлин в проекте должно ограничиться только полугодом, а остальные останутся на целый год. Дарлин была в ярости, но, как ни странно, в эти последние месяцы её пребывания в России она стала относиться ко мне лучше. Друзьями мы не так и не стали, но теперь в наших отношениях, хотя бы ненадолго, появилась вежливость, а иногда даже понимание. Теперь пришёл её черёд быть "белой вороной".
Дата отъезда Дарлин приближалась, и мне показали новую квартиру на юге города, недалеко от площади Победы — памятника солдатам Красной Армии, сражавшимся и погибавшим во время Великой Отечественной войны, или, как называли её американцы — второй мировой войны.
Это была маленькая студия с крошечной кухней и раздельным санузлом. Единственная комната в этой квартире служила и гостиной, и спальней. В закутке размещалась уютного вида кровать средних размеров под коричневым вязаным покрывалом ручной работы. Под большим окном в комнате стояли два ярко-красных кресла. И на одном из этих кресел на весеннем солнышке лежала, свернувшись клубочком, красивая сиамская кошка. Дом, милый дом!

Глава одиннадцатая

Одинокому — везде дом.
Русская пословица

Жить самой по себе было одиноко, но одиночество в сравнении с той подавляющей атмосферой, в которой я находилась до этого, было облегчением. Наконец-то я могла свободно вздохнуть! Я предвкушала возможность приглашать сюда своих русских друзей, устраивать собственные вечеринки и радоваться их обществу, не переживая из-за того, что Дарлин "уведёт" беседу или начнет двусмысленно шутить под смех моих друзей.
Я жила всего в нескольких кварталах от Кирилла, и поэтому иногда ездила домой в его обществе. Если у Кирилла были деньги, он тратил их на машины, которые ловил — если, конечно, перед этим сделал достаточные запасы сигарет и водки. У людей, у которых в то время водились лишние деньги, было привычкой ловить машины. Для этого нужно было просто встать на обочине, протянуть руку и помахать ей. Кто-нибудь останавливался, далее вы открывали дверь, объявляли, куда вам нужно, и водитель называл в ответ цену по своему усмотрению (в те дни обычной была сумма между десятью и двадцатью пятью рублями). Если цена вас устраивала, водитель говорил: "Садитесь!", и вот вы в пути.
Каждый день по своему настроению я выбирала различные виды транспорта. Если мне хотелось поболтать, я останавливала машину. Я обнаружила, что иногда бывали дни, когда мне нравилось разговаривать с самыми разными водителями. Случайных пассажиров вроде меня подбирали машины всевозможных видов. Похоже, и обычные граждане, и милиция, и скорые, и даже военные с удовольствием пользовались возможностью подзаработать пару рублей на стороне. Однажды меня удивил гигантский автобус Интурист, идущий пустым после работы. Он подкатил ко мне и опустил свои величественный гидравлический трап с шипением, напоминающим DeLorean из "Назад в будущее". За двадцать пять рублей я купила себе поездку до дома, одно топливо для которой, возможно, стоило в несколько сотен раз дороже.
Как только я садилась, водитель неизменно спрашивал, откуда я. Я сделала из этого игру. "А как вы думаете, откуда я?" — спрашивала я по-русски. Они пытались угадать с нескольких попыток. Обычно они называли Эстонию, Польшу, Литву, а иногда Норвегию. И лишь редко они отгадывали, что я из Америки. В тысяча девятьсот девяносто первом году в России жило мало американцев, и они почти без исключения проживали в "гостиницах для иностранцев" и не ловили попутные машины. Кажется, в те времена только русская мафия была знакома с американским акцентом.
В те же дни, когда говорить мне не хотелось, я добиралась на метро. Русские не говорили в метро, и я старалась изо всех сил слиться с толпой, сидя спокойно и без эмоций, читая книгу. Я одевалась как русские — носила зимой меховую шапку и длинное чёрное пальто. Свои длинные светлые волосы я заплетала в косу, как в русских сказках.
Я была на седьмом небе от своей новой свободы. Теперь, когда Дарлин уехала, у меня наконец-то появился шанс блистать. Я приглашала русских друзей, и мы проводили время за приятными беседами и бутылками сладкого Советского шампанского, вина, коньяка или водки. Часто я дарила им приятные мелочи: американское пиво, шотландский джин, европейский шоколад — то, что продавалось в "Берёзке".
Это было счастливое время. Блаженное время: зимой пришли белые ночи. Солнце оставалось белым, как масло, и только слегка уходило за горизонт до рассвета. В такие ночи хотелось гулять допоздна, закатывать вечеринки, а ещё налетали комары.
Комары в Ленинграде были размером с вертолёт. На окнах не было сеток, так что комары атаковали мою комнату всю ночь и звенели так громко, что, наверно, соседям было слышно, и кусали меня, как только мне удавалось заснуть, спрятав голову под подушкой.
Тогда от них не было химических средств, и мне приходилось использовать лак для волос. Они пикировали на меня, как маленькие МиГи, а я била по ним из своей артиллерии, пока они не оставляли меня в покое — или пока я не уставала от этого поединка. Последнее, пожалуй, случалось чаще.
Жизнь пока была хороша.

Originally Posted by Valda

Не могу найти"пробулькав" по словарю :-/

In Russian the system of verb prefixes is more regular than in English so often verbs (and verb derivatives like perticiples) with standard meaning of standard prefixes are not mentioned in vocabularies. You just can make them when you need. BTW "дорешено" is also an example of the same.

So if you can not find a verb with a prefix, cut off the prefix and search for "булькать" or "решено", then modify the meaning according to the prefix.

...and was located on the third floor of the sprawling concrete Leningrad Television building.

Судя по всему, это значит "широко раскинувшееся", но я перевел так: и расположенном на третьем этаже широченного бетонного здания Ленинградского телевидения.

Originally Posted by Inego

Судя по всему, это значит "широко раскинувшееся", но я перевел так: и расположенном на третьем этаже широченного бетонного здания Ленинградского телевидения.

...находился (чтобы не повторять рас...) на третьем этаже широко раскинувшегося здания Ленинградского телевидения вроде нормально звучит.
Широченные у меня скорее ассоциируется со штанинами. И да, таки просторечное (проверила на всякий случай).

Глава вторая

Последовавшие теплые приветствия и улыбки немного растопили арктический холод, и наши русские коллеги великодушно взяли багаж и сложили в крошечный оранжевый фургон. Меня поразило это странное маленькое транспортное средство, напомнившее мне миниатюрные фургоны, которые я видела в Токио несколькими годами ранее.
Уложив багаж, мы забились в фургон и с удивлением начали разглядывать своих новых сотрудников. Все улыбались, были доброжелательны и веселы. Одеты они были в типичную для советской эпохи одежду, в которой преобладала гамма цветов, популярных в семидесятых, вроде оливково-зеленого, горчично-желтого и коричнево-красного. Четверо из них должны были встретить нас и отвезти из аэропорта по квартирам. Среди них был Юрий — симпатичный темноволосый мужчина лет сорока, ведущий игровой телепередачи. Евгений — худощавый молодой человек армянского происхождения. Маша, говорившая по-английски с безупречным британским акцентом. И Александр, настаивавший, чтоб его звали "Саша". Это был крупный жизнерадостный мужчина с непослушной каштановой гривой, почти полностью скрывавшей его бородатое лицо — были видны только улыбка и очки, придававшие ему вид ученого.
Он напомнил мне Чеширского Кота, и я чуть не хихикнула. Немножко не в себе от смены часовых поясов и четырнадцатичасового перелета, я вдруг выдала: "Вы похожи на хиппи!"
Коллеги по Церкви странно на меня посмотрели, но русские просто рассмеялись, увидев, как я нервно прикрыла себе рот. Однако русские не поняли, что я сказала, и мое замечание проскользнуло незамеченным. И так мы, по дороге в наши жилища, весело болтали и знакомились друг с другом. Клиффа и Симону разместили в маленькой двухкомнатной квартире, а Дарлин и меня высадили в общежитии.
Однако радость от того, что мы были знакомы с Дарлин, быстро испарилась, когда мы впервые остались вместе. После нескольких попыток заговорить с моей новой соседкой по комнате стало ясно, что говорить ей не хотелось. Я как в тумане оглядывала однокомнатный номер общежития, который мы должны были делить. В крошечной ванной в раковине и на зеркале была кровь. Была маленькая железная кровать — Дарлин немедленно решила, что она досталась ей. У обшарпанной бетонной стены стоял одинокий деревянный стол со стулом, и Дарлин сообщила мне, что я могла бы провести ночь за ними.
Дарлин сердилась на русских за то, что нас разместили в не самых лучших условиях, и сразу же пожаловалась на это утром следующего дня. Русские заверяли нас, что всё это временно и что скоро нам подыщут что-нибудь лучше, но Дарлин решительно заявила, что мы не проведем здесь больше ни одной ночи. Чувствуя себя как в бреду от нехватки сна, я склонялась к тому, чтобы согласиться с ней.
Следующую ночь мы провели в квартире. В ней было две комнаты, но всего одна кровать, на которую Дарлин немедленно заявила свои права. Она небрежно сказала мне, что я могу спать в "другой кровати", оказавшейся детской кроваткой. На этот раз я начала спорить с Дарлин, удивившись тому, что она действительно полагала, что в этой кроватке может спать кто-либо старше шести месяцев от роду! Но Дарлин вышла из себя и стала ругать меня за то, что, по ее словам, я была "слишком изнежена для жизни в России". Измотанная двумя бессонными сутками, я не могла спорить дальше. Я села в кроватке, свесив ноги с деревянной оградки, гадая, удастся ли снова когда-нибудь испытать комфорт настоящего матраса.
Прошла еще одна бессонная ночь. Болели мышцы, и я была всё ещё измотана двенадцатичасовой разницей времени. Нужно было убедить Дарлин в том, что нам нужно другое место ночлега. Она не видела повода для повторного переезда. В конце концов, у нее была кровать, и в ней было комфортно. Так что с того, что мне нужно было спать в детской кроватке? Это была не её проблема.
Но, в итоге, мне удалось донести до нее — или, скорее, просто довести ее до того, что она с раздражением позвонила куда-то и добилась другой квартиры, которая неслучайно находилась как раз над тем местом, где жил со своей матерью её друг Иван. Эта квартира оказалось гораздо лучшей — в ней была большая кровать в одной из комнат, которую Дарлин немедленно назначила СВОЕЙ, и диван в другой комнате, который можно было разложить в узкую кровать — это предназначалось мне.
Дарлин ясно дала понять, что ей во мне не нравилось ничего. Она считала себя выше всех нас по статусу, потому что она была выпускницей Стэнфорда. Когда я спросила, могли ли мы хотя бы оставаться вежливыми, она не обратила на это внимания и замуровалась в своей большой спальне, закрыв французскую дверь. Она была там всё время, как зверь в спячке, училась и яростно строчила письма своему пастору в Сан-Хосе.
Я сделала еще несколько безрезультатных попыток наладить с ней отношения и окончательно бросила их, так как каждый разговор заканчивался каким-нибудь оскорблением с ее стороны. Шли дни. Дарлин приглашала к себе своих русских друзей и пила водку бутылками. Мой русский всё ещё был очень плох, и она даже не думала переводить для меня. "Я тебе что, личный переводчик?" — ворчала она, потом заигрывающе хихикала русским и то и дело бросала в мою сторону злобные взгляды. Я была уверена в том, что всё, что она говорила обо мне, было далеко не комплиментами. Её русские друзья по большей части относились ко мне холодно или вообще не обращали на меня внимания.
Я ожидала, что буду чувствовать себя в России немного одиноко — я была иностранкой, и мой русский был всего лишь начального уровня. Но я не ожидала, что меня постоянно будет подавлять и надо мной насмехаться единственный, кроме меня, член нашей команды из моей собственной страны! Мне надоело это самоуверенное и самодовольное отношение, и я сердито обвинила ее в нем. Я сказала ей, что больше не могу терпеть, когда меня игнорируют, что мы в одной команде и что мне нужна ее помощь с переводом, пока мой русский не станет лучше настолько, что я смогу общаться без посторонней помощи. Но она пришла в ярость и заорала: "МНОГО ХОЧЕШЬ! ДЕРЖИСЬ ОТ МЕНЯ ПОДАЛЬШЕ СО СВОЕЙ НАВЯЗЧИВОСТЬЮ!"
Я смотрела на нее, потеряв дар речи и широко открыв глаза. Она уставилась на меня, как будто видела перед собой Гитлера, воскресшего на этой тесной советской кухне. У меня как будто пол ушёл из-под ног. Как можно было жить с этим человеком целый год в чужой стране, где у меня не было друзей и знакомых, кроме неё да пары из Австралии?
По счастью, ежедневная драма проживания с Дарлин приостановилась, когда мы начали работу в только что созданном "Государственном отделе рекламы", появившимся при гласности и расположенном на третьем этаже широченного бетонного здания Ленинградского телевидения. Каждый день я тащилась по снегу до автобусной остановки, потом ехала на автобусе до метро и на нем добиралась до центра Ленинграда, где за двадцать минут доходила пешком до гигантского бетонного здания телевидения.
Дарлин, предпочитавшая останавливать машины и добираться до работы автостопом, редко ездила на работу со мной — к моему величайшему облегчению. Первые несколько дней в моей жизни царила суматоха с новыми лицами и именами. Вскоре после нашего приезда русские устроили вечеринку — вечернюю встречу с чудесными маленькими блюдами: сардины, икра, маринованные овощи и другие закуски. Также был широкий выбор шампанского, вина и водки всевозможных вкусов.
Я наслаждалась настроением, царящим на вечеринке, дружеским подшучиванием с русскими, а Симона и даже Дарлин переводили для неграмотных — Клиффа и меня. Особо рассказывать мне было нечего, так что я вместо этого пила — наливала себе разные сорта водки и выпивала залпом до дна по русскому обычаю после каждого тоста. Но я не рассчитала темп; вскоре лица русских стали нечеткими, комната ушла в сторону и я потеряла сознание. Русские положили меня на стол в задней комнате и накрыли своими куртками, чтобы мне было тепло.
На следующее утро я проснулась в квартире, где разместились Клифф и Симона — в той самой с детской кроваткой, в которой раньше ночевали Дарлин и я. Симона была настолько любезна, что соорудила мне постель из стопки одеял на полу. Она особо не распространялась насчет вчерашней ночи. Да ей и не нужно было этого делать. Я и сама чувствовала, какую глупость совершила, пока с содроганиями избавлялась от проступков прошлой ночи, склонившись над тазиком, поставленным Симоной рядом со мной.
Было ясно, что начала я неудачно. Дарлин выражала своё отвращение и ехидно сообщила Клиффу и Симоне, что, очевидно, я не могла удержать в себе спиртное. На это Симона насмешливо возразила: "Ну, Дебора гораздо меньше тебя", от чего Дарлин залилась краской.
Дарлин, которая была на семь лет старше меня и которую природа наградила довольно плотной фигурой, набирала вес и заполняла объемом колготки с ярким узором, в которых она щеголяла по ленинградским улицам, не обращая внимания на изумленные взгляды бабушек и слово "Ужас!", которое они при этом бормотали.
Но дни шли, и тем же занималась и я — каждый день в снегопад, мужественно перенося часовую поездку на русском общественном транспорте — автобусе и поезде метро. Поначалу часто бывали дни, когда на телевидении было мало дел. Дарлин ретировалась и зависала со своими друзьями, а Клифф, Симона и я пытались научить русских пользоваться компьютерами, которые мы с собой привезли. Кроме этого, нас попросили вести уроки английского для сотрудников ленинградского телевидения и радио. Мне нравилось преподавать английский, и на наши занятия приходило много тех, кто не работал в Лентелерадиокомитете, в том числе и из милиции.
С каждым днем мой русский становился всё лучше, и вскоре я обнаружила, что могу участвовать в беседах хотя и ограниченных, но очень увлекательных. Меня познакомили с самым новым и молодым сотрудником Комитета по рекламе. Ему было девятнадцать лет, а звали его Николай. Он сказал, чтобы я звала его "Коля", и я засмеялась, потому что мне это показалось похожим на "Коала". Мы сразу с ним подружились, и когда он узнал, что у меня был опыт работы на телевидении, то поинтересовался, не смогу ли я помочь ему в написании сценариев для игровой передачи, которую ему предложили вести.
Она была разновидностью "игры в свидание" и называлась "Найди меня".

Маленькие придирки, не обязательно верные или улучшающие текст. Так что, на усмотрение переводчика:

несколькими годами раньше - ранее.

преобладали цвета семидесятых вроде оливково-зеленого, горчично-желтого и коричнево-красного -
преобладала гамма цветов, популярных в семидесятых: оливково-зеленый, горчично-желтый и коричнево-красный (управление - ?)


из аэропорта в квартиры. - по квартирам

ведущий игровой телепередачи - в игровой телепередаче ?


но русские просто рассмеялись. Но русские не поняли, что я сказала, -
Они либо не поняли, либо не придали значения тому, что я сказала и на моё высказывание никак не отреагировали ?

...

Originally Posted by Lampada

Маленькие придирки, не обязательно верные или улучшающие текст. Так что, на усмотрение переводчика:
1. несколькими годами раньше - ранее.
2. преобладали цвета семидесятых вроде оливково-зеленого, горчично-желтого и коричнево-красного -
преобладала гамма цветов, популярных в семидесятых: оливково-зеленый, горчично-желтый и коричнево-красный (управление - ?)
3. из аэропорта в квартиры. - по квартирам
4. ведущий игровой телепередачи - в игровой телепередаче ?
5. но русские просто рассмеялись. Но русские не поняли, что я сказала, -
Они либо не поняли, либо не придали значения тому, что я сказала и на моё высказывание никак не отреагировали ?

Спасибо, Lampada!

1. iCake уже на первой странице заметил аналогичную ошибку. Мне всё-таки кажется, что и "раньше" допустимо (http://www.gramota.ru/spravka/punctum/58_650), но я поправил
2. Поправил.
3. Поправил.
4. Ведущий передачи — вроде как нормальное, широко используемое словосочетание?
5. Двойное "но" я и сам заметил, но так в оригинале: "My colleagues from the Church glanced at me oddly, but the Russians just laughed as I nervously covered my mouth. But the Russians didn't understand what I said, and the comment slid by." Твой вариант перевода, конечно, очень красивый, но прошу учесть, что перевод делается в т. ч. для параллельного текста, который будут читать как изучающие русский, так и изучающие английский, поэтому по возможности я стараюсь переводить ближе к оригиналу Переделал вот как: Коллеги по Церкви странно на меня посмотрели, но русские просто рассмеялись, увидев, как я нервно прикрыла себе рот. Однако русские не поняли, что я сказала, и мое замечание проскользнуло незамеченным.

...she called the Soviet equivalent of “emergency" — a government-run fleet of doctors who regularly made house calls.

Мой вариант: ... она позвонила в советский аналог "неотложки" — содержащийся государством автопарк, позволяющий врачам приезжать на дом по вызову.

Глава третья

“Я думаю, я не любил бы тебя так сильно, если бы тебе не на что было жаловаться и не о чем сожалеть. Я не люблю правых, не падавших, не оступавшихся. Их добродетель мертва и малоценна. Красота жизни не открывалась им.”
Борис Пастернак. Доктор Живаго

Прошло около двух недель моей жизни в России, и у меня начался насморк. Я не обращала на него внимания, нацелившись на работу — чтобы сгладить то нехорошее впечатление, которое произвела, когда напилась на вечеринке. Но насморк становился всё сильнее, у меня всё болело, и я чувствовала себя разбитой. Однажды утром, когда я собиралась на работу, неожиданно обнаружила себя на полу. Я упала в обморок!
Я встала, добралась до спальни Дарлин со створчатыми дверями и спросила, можно ли войти.
"Лучше не стоит!" — ответила она раздражённо.
"Дарлин, я сейчас упала в обморок", — сказала я. Конечно, моя слабость разозлила ее, так как, похоже, она презирала слабость. Но она позвонила в советский аналог "неотложки" — содержащийся государством автопарк, позволяющий врачам приезжать на дом по вызову. Вскоре прибыл врач на грязном белом фургоне с выцветшими красными полосками и надписью "Скорая помощь". Он поднялся по лестнице и постучал в дверь. Это был лысеющий мужчина средних лет с приятными, но сдержанными манерами. Он померил мою температуру и давление и задал мне несколько вопросов. Дарлин переводила, явно этим недовольная.
Он поставил диагноз — бронхит и сказал пробыть дома две недели, есть много горячего супа и при необходимости пить водку, чтобы облегчить сон. По крайней мере, так звучали его рекомендации в переводе Дарлин. Но нет худа без добра. Пока я поправлялась, я изучала русскую грамматику, работала над словарем и пользовалась давно назревшей необходимостью отдохнуть от непрерывной череды всевозможных нападок Дарлин.
Один из моих сотрудников, Кирилл, режиссёр видеомонтажа, постучался однажды в дверь с букетом цветов. Подарок от Лентелерадиокомитета с пожеланиями скорейшего выздоровления. Я предложила ему зайти, но он покачал головой и вежливо улыбнулся. Короткий кивок головой и моргание глазами — типичный русский жест, который я уже начала повторять, сама того не замечая, хотя ни разу не спросила, что же он означает.
Мать Ивана приносила свежие супы, которые она готовила в своей квартире, расположенной ниже в том же подъезде. Они были восхитительны, и я почувствовала, что уже достаточно набралась сил для выхода на работу, но мне посоветовали отдыхать все две недели. Кто дал этот совет, я так и не узнала. Но он прозвучал в переводе Дарлин, и, независимо от моего доверия к ней, это было всё, на что я могла опираться.
Так что, когда мать Ивана пригласила меня спуститься к ним, чтобы она могла полечить меня банками, я практически не колебалась. Что такое "банки"? Я не имела ни малейшего представления, и мои познания русского не позволяли понять объяснения женщины, поэтому я просто следовала ее инструкциям, какими бы необычными они мне тогда ни казались.
Они и в самом деле оказались необычными. Она попросила меня снять рубашку и лечь вниз лицом на диван. Затем она взяла что-то похожее на железную палку — может быть, кочергу для камина? — обернула ее в белую тряпочку и смочила водкой. Я лежала, смотрела, удивлялась, ошарашенная и слегка нервничая.
Она подожгла тряпочку и этим самодельным факелом стала нагревать отверстия "банок", оказавшихся маленькими круглыми стеклянными бутылочками или баночками. Нагрев отверстия банок, она натыкала их мне на всю спину одну за другой, так что в конце концов я почувствовала себя инопланетным дикобразом с шишками вместо игл, беспомощно лежащим на диване. Мне было смешно, потому что всё это казалось мне таким странным, но я чувствовала, что смеяться будет невоспитанно, поэтому просто улыбнулась и поблагодарила ее на своем ломаном русском.
Она сказала мне лежать так на диване около двадцати минут. Я раздумывала над своим положением, в котором находилась в комнате у соседей, растянувшись на диване, созерцая сервант из полированного дерева, хранящий семейный хрусталь и фарфор, и радовалась тому, что Дарлин была на работе.
Она говорила мне, что считает себя подобной Иисусу Христу, что её призвали служить в России в возрасте тридцати лет — точно в возрасте Иисуса, который начал проповедовать. Также она верила, что будет одним из "двух свидетелей", о которых пророчилось в Библии, что они увидят конец света. Она рассуждала, что, так как работает на телевидении, то Апокалипсис встретит на ТВ и будет вести о нем прямой репортаж.
Минуты медленно шли. Мать Ивана, Ирина, хлопотала на кухне. Я закрыла глаза и начала мечтать о тарелке великолепного борща.
Потом она вернулась и стала снимать бутылочки с моей спины, которые издавали громкий всасывающий звук. "Чпок! Чпок! Чпок!" Банки слетали одна за другой, и, когда она сняла их все, то попросила меня посмотреть на свою спину в зеркало. Я расхохоталась! Моя спина была покрыта гигантским красным узором в горошек! Было похоже, как будто меня атаковал гигантский кальмар!
Она пожелала мне выздоравливать, я поблагодарила ее и пошла наверх в свою квартиру с большой тарелкой борща, всё ещё посмеиваясь и тряся головой. Какое это было странное место! Но мне оно уже очень нравилось.

When we weren't working together on Найди Меня, he was leading me down to some studio or hidden nook in the labyrinth of the station to play his keyboard for me. He was so talented that I felt intimidated. At 19 he could play the keyboard like a professional, and certainly with much greater skill than I had after four years of college which included voice and piano training.

Прямой перевод "запуганный", "устрашённый" тут не подходит. Перебирал разные варианты и всё мне не нравится: либо звучит странно, либо перевод слишком далекий от оригинала:

• Он был настолько талантлив, что я чувствовала себя подавленной.
• Он был настолько талантлив, что я чувствовала себя ничтожной.
• Он был настолько талантлив, что я чувствовала себя жалкой.
• Он был настолько талантлив, что я чувствовала себя устрашённой.

Какие ваши предложения?

Originally Posted by Inego

Прямой перевод "запуганный", "устрашённый" тут не подходит. Перебирал разные варианты и всё мне не нравится: либо звучит странно, либо перевод слишком далекий от оригинала:

• Он был настолько талантлив, что я чувствовала себя подавленной.
• Он был настолько талантлив, что я чувствовала себя ничтожной.
• Он был настолько талантлив, что я чувствовала себя жалкой.
• Он был настолько талантлив, что я чувствовала себя устрашённой.

Какие ваши предложения?

Мне кажется, здесь будет правильней перевести так:

У него было столько талантов, что я чувствовала себя ничтожеством рядом с ним.

Избежать тавтологии можно, если таки написать "Он был настолько талантлив,..."

Меня поражал его экстраординарный музыкальный талант ?

Талантливый аж жуть =)

Originally Posted by pushvv

Талантливый аж жуть =)

Он был настолько талантлив, что мне делалось жутковато ?

Глава четвертая

Режиссер телешоу уже в девятнадцать лет, Николай был самым молодым и новым сотрудником русской телевизионной команды, с которой я работала в Ленинграде. У него была обаятельная широкая улыбка на узком, иногда печальном, лице, и густые курчавые золотисто-каштановые волосы. Больше всего меня поражали в Коле его необузданная энергия и энтузиазм. Он был очень амбициозен для такого молодого возраста, и было видно, что он взирал на будущее с большими надеждами.
Мы тусовались с некоторыми из моих русских сотрудников в одной из боковых комнат в отделе рекламы на третьем этаже гигантского здания телецентра. Кто-то сидел в самых разнообразных импортных креслах — образцах и подарках компаний, желающих рекламировать себя на развивающемся российском рынке. Кто-то сидел на полу, скрестив ноги. Мы говорили об астрологии. Спросили, какой у меня знак. Я сказала, что Лев. "Я тоже Лев!" — воскликнул воодушевившийся Коля. Я улыбнулась. Мы с ним сразу подружились.
В свободное от работы на "Найди меня" время он водил меня в разные студии или глухие закоулки в лабиринте телецентра и играл для меня на клавишных. Он был настолько талантлив, что я чувствовала себя подавленной. В девятнадцать лет он играл на клавишных, как профессиональный музыкант, и, конечно, намного лучше, чем я после четырех лет в колледже, где у меня были занятия по вокалу и фортепиано.
Одной ночью Коля привел меня в студию размером с ангар. Наши голоса отдавались эхом в огромном помещении. В студии было погашено всё освещение, но тонкая полоска света, бьющего из окна операторской высоко сверху, освещала красивое лакированное пианино вишневого цвета, стоящее в углу с другим реквизитом.
— Можно играть на пианино? — спросила я.
— Конечно! — ответил Коля на английском, — Играй, пожалуйста!
Уровень его владения иностранным языком также был выше моего, и временами мне было слишком легко переключаться на комфортный диалог на английском, но я всё равно пыталась заставить себя говорить на русском. Мне почему-то казалось важным произвести впечатление на этого талантливого парня.
Я стала играть музыку, которую сочинила, а Коля слушал, прислонившись к пианино.
— Ух ты, Деб, сколько чувств! — сказал он, и я, смутившись, перестала играть.
— Прости, я не очень хорошо играю, — сказала я, — у меня руки не хватает на октаву.
— Серьёзно? — спросил Коля, и приложил свою руку для сравнения. Его длинные пальцы с лёгкостью закрыли мои, и он свободно и легко рассмеялся. — Понятно!
— Я и по нотам играю не очень, — добавила я самоуничижительно, — зато могу играть на слух.
— Play by ear, — повторил Коля мою фразу, которую я произнесла по-английски. — По-русски "play by ear" будет так: "играть на слух".
— "Играть на слух", — повторила я, пытаясь запомнить новое выражение. Мой разум был уже наполнен почти до отказа русскими словами, идиомами и фразами. Иногда мне казалось, что моя голова просто взорвётся!
Я всегда ждала с нетерпением эти маленькие экскурсии с Колей. Было так классно играть музыку вместе с этим талантливым, энергичным парнем. Времени, проводимого нами вместе, всегда было мало, и мы никогда не могли наговориться — так я это чувствовала.
Конечно, никаких шансов не было с самого начала. Никаких шансов, потому что всё это было неслыханно, глупо, шло в разрез общепринятым нормам и, самое главное, было несанкционированно. Он был русским, а я была американкой, и не только язык был помехой в наших отношениях. Наши культуры, хоть в них и было много общего, были чрезвычайно далеки друг от друга. Временами мне казалось, что наши культуры были даже дальше друг от друга, чем наши страны. И, в довершение всего, я была членом религиозной организации с жёсткими правилами, и меня проинструктировали не быть "слишком дружественной" по отношению к русским.
И, разумеется, Коля тоже был в курсе всех этих странных ограничений — как и все остальные наши сотрудники. Дарлин, конечно же, рассказала ему и остальным.
Знали ли они, что нам строжайше запрещалось встречаться с кем-либо вне Церкви? Знали ли они, что, хотя шел тысяча девятьсот девяносто первый год, нам всё ещё запрещалось встречаться с людьми другой расы? Понимали ли они, что мы должны отмечать седьмой день с захода солнца в пятницу до захода солнца в субботу каждую неделю, и что нам требовались выходные для наших многочисленных церковных праздников? Знали ли они, что нам запрещалось есть свинину, моллюсков и ракообразных?
Я не была уверена, знали ли русские всё это. Но уже тогда я чувствовала себя комфортнее в разговоре с русскими вроде Коли, чем с моими коллегами по церкви, которые заметили, что у меня развиваются дружеские отношения, и, рано или поздно, кто-то из них должен был предупредить меня, что я нарушаю какое-нибудь правило.
Меня поразила ирония судьбы: вот я живу здесь, в советской России, однако более ограничиваемой и подавляемой чувствую себя среди таких же иностранцев с Запада, как и я.

Inego, you have done me a great honor in translating my blog. It is so strange and wonderful seeing my words translated into Russian, finally seeing my thoughts fully expressed in your language! If only I could express myself this fluently when I speak Russian!!!

This discussion is fascinating and I enjoy seeing so many people coming together to help with my little story. I am honored )))

Thank you all!

By the way, the paragraph where I used the word "but" twice in a row - is actually a mistake on my part. I should have caught that redundancy and edited it! If you see redundancies like this and they feel wrong, please let me know privately and I can edit them in the future. That will hopefully make translation easier. The final book is going to be edited a great deal more, as there is a lot about my past in the WCG which needs to be included. But for the purposes of the blog I did not want to go into all that detail about the church.

Originally Posted by Deborski

Inego, you have done me a great honor in translating my blog.

Thank you, but that's embarrassing I'm just a guy who's learning English and who finds your blog very interesting! It's very easy and entertaining to translate a text while being able to consult with the author and the helpful community.