Глава двенадцатая

В июне тысяча девятьсот девяносто первого года, незадолго до летнего солнцестояния и накануне отъезда Дарлин из России, мы отправились в круиз по Неве.
Ирина Прудникова, начальница отдела рекламы, в котором мы работали, устроила этот круиз, чтобы мы могли увидеть красивые исторические места.
Мать Симоны прилетела из Австралии как раз к этому круизу, и ещё с нами ехал один из начальников Ленинградского радио, подружившийся с Клиффом и Симоной.
Когда мы ждали на пристани, стало ясно, что что-то было не так. Капитан круизного судна отказывался пропускать нас на борт, утверждая, что иностранцам нельзя было участвовать в круизах. Мы пытались объяснить, что работаем на Советское правительство, но, сколько бы мы ни говорили, это на него не действовало. Иностранцев никогда не пускали на круизы, и он боялся нарушить этот существовавший много лет порядок.
Ирине Прудниковой пришлось раздобыть разрешительное письмо от директора Ленинградского телевидения, личного друга Ельцина. Она привезла письмо на пристань и вручила капитану корабля. Только это окончательно убедило его разрешить нам пройти по трапу. Поездка задержалась на несколько часов, и все остальные пассажиры были вынуждены ждать, пока официальные лица разберутся между собой.
Это был один из остатков старой советской бюрократии, которая всё ещё доминировала. Иностранцы с Запада всё ещё были редким зрелищем в России, и многие относились к нам с подозрением. По счастью, большинство относилось скорее с любопытством, чем с подозрением, и благодаря правильным связям или ошибкам при выдаче разрешений нам в конце концов удавалось попасть туда, куда еще никому — по крайней мере с Запада — попасть не удавалось.
Уже потом, гораздо позже, я узнала, что по пути нашего круиза располагалась советская военная база или какой-то пост прослушивания. Вот почему капитан так упрямо отказывался принять иностранцев на борт своего судна.
Но когда корабль с пыхтением полз вверх по Неве мимо заводов и труб, мимо берегов, покрытых лесами, а потом через обширные просторы Ладожского озера, мы и не думали о холодной войне. Ладожское озеро было крупнейшим в Европе и четырнадцатым по размеру в мире. Лесистые берега растаяли вдали, серые воды протянулись во все стороны, и земли больше не было видно. Целых два дня мы пересекали громадную гладь воды. Нам рассказали, что зимой озеро полностью покрывается льдом, и по нему ездят грузовики.
Время было приятное и расслабляющее. У меня была своя, отдельная от Дарлин, каюта. Я отдыхала на скамье, слушала Abba на своём Walkman и глядела в окно. Время от времени в моей комнате гудел интерком и объявлял интересные места, мимо которых мы проплывали.
Мы пересекли озеро и отправились на северо-восток по реке Свири, соединяющей Ладожское и Онежское озёра недалеко от полярного круга. По пути мы прошли несколько шлюзов. Я стояла на носу круизного корабля и смотрела, как уровень воды медленно поднимается в массивных стальных сводах. Когда вода поднималась до нужного уровня, гигантские ворота открывались и корабль продолжал своё путешествие вверх по течению.
Мы с удовольствием завтракали блинами, лососёвой икрой и шампанским в столовой корабля и вели дружеские, умиротворённые беседы. К моему облегчению, Дарлин нечасто присоединялась к нам. Она начала обращаться к подруге Клиффа и Симоны на "ты" — используя личное обращение вместо "вы". Про себя мы думали, что это было неуместно. Она была не только высокопоставленной начальницей на Ленинградском радио, но и намного старше Дарлин, и у неё седели волосы. Однако Дарлин, всегда убежденная в своей значимости, поскольку она закончила Стэнфорд, считала себя равной этой женщине по социальному статусу.
Мы приставали в маленьких городках по маршруту нашего путешествия. В одном из них мы зашли в музей с предметами старины с крайнего Севера. Ещё нам понравились псалмы в захватывающем исполнении а капелла монахов русской православной церкви.
Мы добрались до самой северной точки нашего путешествия — острова Кижи. Остров, образованный несколько тысяч лет назад отступающими ледниками, был покрыт ярко-зелеными весенними лугами. На нём стояла старинная церковь. Высокое здание шестнадцатого века, увенчанное замысловатыми луковицами- куполами, было целиком деревянное. Даже у более известного собора Василия Блаженного, украшающего Красную площадь в Москве, не было столько куполов! Нам рассказали, что монахам, строившим её, было запрещено использовать металл — даже гвозди — при строительстве. Несколько веков здание стояло и переносило суровые арктические зимы, скреплённое простыми деревянными гвоздями.
Я представила себе, как живу здесь на острове, пытаюсь с кучкой людей согреться у костра среди обжигающих арктических ветров, и дрожь пробежала по мне. Какие же сильные были русские. Вся их история была наполнена потрясающими примерами человеческой силы. Стойко переносили они наступление лютых морозов каждую зиму и, не боясь ледяных ветров и глубоких сугробов, ходили на работу каждый день, чтобы прокормить свои семьи. Они пережили беспощадное нападение фашистов, жестокую блокаду Ленинграда и Сталинград и невероятные потери, которые, как я знала, большинство моих соотечественников не могли себе представить.
Я знала, что кое в чём Дарлин была права. Я не была такой сильной, как русские.