Глава одиннадцатая

Одинокому — везде дом.
Русская пословица

Жить самой по себе было одиноко, но одиночество в сравнении с той подавляющей атмосферой, в которой я находилась до этого, было облегчением. Наконец-то я могла свободно вздохнуть! Я предвкушала возможность приглашать сюда своих русских друзей, устраивать собственные вечеринки и радоваться их обществу, не переживая из-за того, что Дарлин "уведёт" беседу или начнет двусмысленно шутить под смех моих друзей.
Я жила всего в нескольких кварталах от Кирилла, и поэтому иногда ездила домой в его обществе. Если у Кирилла были деньги, он тратил их на машины, которые ловил — если, конечно, перед этим сделал достаточные запасы сигарет и водки. У людей, у которых в то время водились лишние деньги, было привычкой ловить машины. Для этого нужно было просто встать на обочине, протянуть руку и помахать ей. Кто-нибудь останавливался, далее вы открывали дверь, объявляли, куда вам нужно, и водитель называл в ответ цену по своему усмотрению (в те дни обычной была сумма между десятью и двадцатью пятью рублями). Если цена вас устраивала, водитель говорил: "Садитесь!", и вот вы в пути.
Каждый день по своему настроению я выбирала различные виды транспорта. Если мне хотелось поболтать, я останавливала машину. Я обнаружила, что иногда бывали дни, когда мне нравилось разговаривать с самыми разными водителями. Случайных пассажиров вроде меня подбирали машины всевозможных видов. Похоже, и обычные граждане, и милиция, и скорые, и даже военные с удовольствием пользовались возможностью подзаработать пару рублей на стороне. Однажды меня удивил гигантский автобус Интурист, идущий пустым после работы. Он подкатил ко мне и опустил свои величественный гидравлический трап с шипением, напоминающим DeLorean из "Назад в будущее". За двадцать пять рублей я купила себе поездку до дома, одно топливо для которой, возможно, стоило в несколько сотен раз дороже.
Как только я садилась, водитель неизменно спрашивал, откуда я. Я сделала из этого игру. "А как вы думаете, откуда я?" — спрашивала я по-русски. Они пытались угадать с нескольких попыток. Обычно они называли Эстонию, Польшу, Литву, а иногда Норвегию. И лишь редко они отгадывали, что я из Америки. В тысяча девятьсот девяносто первом году в России жило мало американцев, и они почти без исключения проживали в "гостиницах для иностранцев" и не ловили попутные машины. Кажется, в те времена только русская мафия была знакома с американским акцентом.
В те же дни, когда говорить мне не хотелось, я добиралась на метро. Русские не говорили в метро, и я старалась изо всех сил слиться с толпой, сидя спокойно и без эмоций, читая книгу. Я одевалась как русские — носила зимой меховую шапку и длинное чёрное пальто. Свои длинные светлые волосы я заплетала в косу, как в русских сказках.
Я была на седьмом небе от своей новой свободы. Теперь, когда Дарлин уехала, у меня наконец-то появился шанс блистать. Я приглашала русских друзей, и мы проводили время за приятными беседами и бутылками сладкого Советского шампанского, вина, коньяка или водки. Часто я дарила им приятные мелочи: американское пиво, шотландский джин, европейский шоколад — то, что продавалось в "Берёзке".
Это было счастливое время. Блаженное время: зимой пришли белые ночи. Солнце оставалось белым, как масло, и только слегка уходило за горизонт до рассвета. В такие ночи хотелось гулять допоздна, закатывать вечеринки, а ещё налетали комары.
Комары в Ленинграде были размером с вертолёт. На окнах не было сеток, так что комары атаковали мою комнату всю ночь и звенели так громко, что, наверно, соседям было слышно, и кусали меня, как только мне удавалось заснуть, спрятав голову под подушкой.
Тогда от них не было химических средств, и мне приходилось использовать лак для волос. Они пикировали на меня, как маленькие МиГи, а я била по ним из своей артиллерии, пока они не оставляли меня в покое — или пока я не уставала от этого поединка. Последнее, пожалуй, случалось чаще.
Жизнь пока была хороша.