Thread: "Берегись автомобиля" со сценарием + ссылка на англ. перевод

Люба подумала, что Деточкин бредит. Она обняла его за поникшие плечи и повела в комнату.

– Капкан на живого человека! – зло выговаривал Максим Подберезовиков Семицветовым, примчавшимся к нему на следующее утро. – Это, знаете ли, надо додуматься! Мы вас можем привлечь!
– Вот-вот! – возмутился Дима. – Бандит хотел угнать машину! Он распилил мой собственный капкан! А вы попробуйте достать в Москве волчий капкан. Его ни за какие деньги не купишь!
– Потише! – посоветовал следователь, и Дима, вспомнив, где находится, тотчас присмирел.
– А вы хотите привлечь меня! – уже заискивающе закончил он. – Хороша законность!
Подберезовиков еще раз поднял глаза на Семицветова, и тот умолк.
– Преступник дважды пытался угнать одну и ту же машину... – рассуждал Максим. – Это совпадение не случайно. Я думаю, он хотел угнать именно вашу машину!
– Резонно. Я тоже об этом догадался! – робко съязвил Дима.
– Почему он прицепился именно к вашей машине? – продолжал следователь.
– Вы меня об этом спрашиваете?
– А кого же? – простодушно поинтересовался Максим. – Вы не подозреваете никого из ваших знакомых?
– У нас знакомые, – обиделась Инна, – вполне приличные люди.
Про себя Дима подумал: «Может, действительно орудует кто-нибудь из своих?»
– Вам никто не завидует? – продолжал расспрашивать следователь.
– Чему завидовать? У нас скромное положение. Умеренная зарплата. Мы живем тихо, незаметно...
Подберезовиков нажал кнопку звонка. На вызов в кабинет вошла Таня, как всегда переполненная чувством.
– Таня, запросите поликлиники, не обращался ли кто-либо с характерной травмой ноги! – отдал распоряжение Максим.
– Хорошо! – согласилась Таня, с нескрываемой нежностью глядя в серые подберезовские глаза.
Позвонил телефон. Подберезовиков снял трубку и услыхал добрый голос Деточкина.
– Привет Юрию Ивановичу! – расплылся в улыбке Максим. – Как – не придете? Смотрите, режиссер назначит вам штрафной удар!
На обоих концах провода рассмеялись.
– У меня нога болит, – сообщил Деточкин.
– Тогда вы лучше полежите... Пусть нога отдохнет... Всего вам хорошего... – сказал в ответ Подберезовиков и положил трубку на рычаг.
– У кого нога? – заволновался Дима.
– Это нога у того, у кого надо нога! – раздраженно ответил Максим и невольно сам задумался. Потом отогнал мысль, недостойную дружбы, и попросил Диму:
– Ну что ж! Звоните!
– Когда?
– Когда у вас угонят машину!


Глава восьмая, про художественный свист

Надвигался конец квартала. В районной инспекции Госстраха наступили суматошные дни. Надо было выполнять и перевыполнять квартальный план. Руководитель инспекции Яков Михайлович Квочкин собрал подчиненных на краткий митинг. Он хотел вдохновить сотрудников на последний финишный рывок.
– Я сам пойду по квартирам! – заявил начальник, увлекая агентуру личным примером. – Но этого мало. Посмотрим, не создано ли за последний месяц какое-нибудь новое учреждение.
Посмотрели: создано Управление художественного свиста.
Решили: послать туда лучшего агента.
По опыту было известно, что в процессе организационной неразберихи еще не оперившиеся работники не умели оказывать достойного сопротивления мастерам страхового дела.
Слегка прихрамывающий Деточкин направился в УXC.
Художественный свист в течение многих лет находился в состоянии анархии. Никто им не занимался, никто ему не помогал. Артисты свистели кто во что горазд. Теперь этому был положен конец.
Управлению удалось захватить бывший дворянский особняк в Дудкином тупике. В самом названии тупика было что-то символическое.
Когда Деточкин входил в особняк, его едва не облили цинковыми белилами. Управление, естественно, начало свою творческую деятельность с перекраски фасада.
Юрий Иванович, припадая на левую ногу, шел по длинному коридору, всматриваясь в таблички. «Высший художественный совет» было начертано на высоких двустворчатых дверях, обитых черным коленкором на вате. На двери, обитой дерматином и без звуковой изоляции, красовалась вывеска: «Главный художественный совет». Следующий вход был с матовым стеклом, как в уборных. Чтобы не создавать путаницы, табличка гласила: «Художественный совет». Кроме дверей с названиями было множество безымянных.
Мимо Деточкина сновали рабочие и уборщицы. Они разносили по кабинетам новую мебель. Естественно, нельзя было работать по-новому при старой мебели. Деточкин растерялся. Он не знал, с кого начать, и наконец вошел в первый попавшийся кабинет. Здесь трудился обаятельный Согрешилин. Увидев Юрия Ивановича, он заулыбался, обнял его, повел к кожаному креслу, усадил. Сам Согрешилин пристроился в таком же кресле напротив.
– Я еще не слышал, родной мой, но я должен предостеречь.
Деточкин ничего не понял.
– Конечно, в вашем репертуаре что-то есть... – дружелюбно улыбался Согрешилин.
– Я не свистун, – Деточкин начал понимать создавшуюся ситуацию.
– А что вы делаете? – спросил Согрешилин. – Токуете тетеревом, ухаете филином, плачете иволгой или стучите дятлом?
– Я насчет страхования, – начал было Юрий Иванович, но Согрешилин его перебил:
– А, понимаю! Вы текстовик! Вы предлагаете тему страхования? Но согласитесь, родной, какой может быть страх у нашего человека?
– Но это государственное страхование, – поправил собеседника Деточкин.
– Государственное? – задумался Согрешилин. Он стал опасаться, что допустил промах. – В общем, это, конечно, тема...
– Можно застраховать на случай смерти... – предложил Деточкин.
– Смерти не надо, – быстро вставил Согрешилин. – Художественный свист должен быть оптимистичным!
– Я хочу внести ясность, – настаивал Деточкин. – Я не подражаю птицам и не свищу.
– Будете свистеть! – заявил хозяин кабинета. – Здесь все свистят!
– Не хотите от смерти, я застрахую вас от несчастного случая. – Юрий Иванович достал из портфеля гербовую бумагу.
– Так вы страховой агент, – наконец сообразил Согрешилин.
– Я сейчас заполню бланк, а вы поставите подпись, – предложил Деточкин.
– Дорогуша! – Согрешилин смотрел на Деточкина как на ближайшего друга. – Мне нравится ваша напористость. В общем, я не против. Но вы желаете, чтоб я так сразу поставил свою визу на документ? Ай-яй-яй! Это безответственно!
Профессиональный опыт не помог Деточкину. Битый час проторчал он у Согрешилина, но так и не смог уговорить его поставить свою подпись.
Деточкин ходил из кабинета в кабинет. Ходил он долго. Страховаться были согласны все. Ставить свою подпись – никто!
Деточкин устал. Нога болела. Он присел в холле на шаткий модерновый стул. Вокруг царила тишина. Лишь перестук пишущих машинок, доносившийся из машбюро, нарушал торжественный покой. Машинки отбивали отрицательные заключения по всем развлекательным мелодиям. Из их перестука складывался мотив антимарша, исполняемого с лихой жизнерадостностью, как того и требовала эпоха.
Вдруг машинки замолчали. Вместо них дробно застучали каблуки. Из комнат выскакивали сотрудники и бежали в одном направлении. Согрешилин несся в первых рядах.
Из кабинета с табличкой «Начальник управления» степенно вышел С. И. Стулов. Увидев знакомое лицо, он негромко обратился к Деточкину:
– Ты теперь здесь работаешь? – Стулов привык к безудержному раздуванию штатов управления. Он по опыту знал, что зато потом будет кого сокращать.
– Сегодня – здесь, – ответил Юрий Иванович.
– Молодец, – одобрил С. И. Стулов и направился в зал прослушивания вслед за табуном. Когда он удобно расселся на мягком диване, механики включили стереофонический магнитофон.
В рабочее время сотрудники управления дружно слушали фривольные программы низкопробных западных варьете, чтобы не допустить в родное искусство художественного свиста никакой безнравственности. Сами сотрудники считали себя настолько непорочными, что не боялись тлетворного влияния ни буржуазного твиста, ни буржуазного свиста.

«Самолет – лучший вид транспорта!»
«Такси – лучший вид транспорта!»
«Суда на подводных крыльях – лучший вид транспорта!»
«Быстро, выгодно, удобно!» – это про Аэрофлот.
«Надежно, выгодно, удобно!» – это про сберкассу.
«Вкусно, выгодно, удобно!» – это про камбалу.
«Пейте советское шампанское!» – это специально для шоферов, чтобы не пили в дороге.
«Вокруг советских городов сажай клубнику всех сортов!» – хочется вылезти и посадить.
«Лучшему строителю – право первого прыжка!» – это на строящемся лыжном трамплине. Бедный лучший строитель!
Читая проносящиеся мимо плакаты, Деточкин отвлекался от невеселых мыслей. Несмотря на замену номера, неприятностей можно было ожидать на любом километре пути.
Вдруг вдалеке, на обочине, ярким зеленым пятном возник неудачно покрашенный под цвет листвы милицейский мотоцикл. При виде инспектора ОРУДа Деточкин сбавил скорость – этот импульс присущ всем водителям. Беседа с инспектором как-то не входила в планы Юрия Ивановича. Он смотрел прямо перед собой, стараясь не встретиться взглядом с опасностью. Но инспектор повелительно вытянул руку, приказывая Деточкину остановиться. В голове, как дорожные плакаты, замелькали лаконичные, но выразительные мысли:
«Почему остановил?»
«Что я нарушил?»
«Знает или не знает?»
«Бегство – лучший вид спасения!»
«Но мотоцикл – самый лучший вид транспорта!»
И Деточкин притормозил. Мечтая отделаться штрафом неизвестно за что, он зажал в руке мятый рубль и на плохо гнущихся ногах пошел навстречу гибели.
– Товарищ начальник! – обычным угодливым голосом нарушителя заныл Деточкин.
– Здравствуйте! – приветливо поздоровался старшина милиции. Он был немолод и устал от возни со своим едко-зеленым мотоциклом. – Я вижу, вы один едете! Если не торопитесь, помогите мне завести этот драндулет. Тут одному не справиться!..
– Завести мотоцикл?! – вскричал Деточкин, с трудом подавив желание расцеловать милиционера. – Обожаю заводить! – Он переложил рубль в карман, отодвинул старшину в сторону и с удовольствием ударил ногой по педали. Мотоцикл даже не чихнул.
– Аккумулятор подсел! – пожаловался инспектор. – Я давно прошу пересадить меня на другой мотоцикл.
– Со старым аккумулятором – это не жизнь, – посочувствовал Деточкин. – Раз-два, взяли!
Они выкатили мотоцикл на асфальт.
– Садитесь! – предложил Деточкин.
Инспектор уселся в седло.
– Вперед! – скомандовал Юрий Иванович. Он побежал по шоссе, как молодая счастливая мама, толкающая перед собой коляску с сыном.
Однако мотоцикл не подавал признаков жизни.
Деточкин взмок, но продолжал бежать.
– Стоп! – сказал старшина и перешел на дружеское «ты». – Я вижу, ты уморился. Давай я тебя покатаю!
– Смысла нет.
– Тогда вот что, – посоветовал инспектор, – подцепим к твоей «Волге». У тебя есть трос?
– Кто его знает, что там есть! – вырвалось у Деточкина, но он тут же поправился: – Да я не помню. Сейчас погляжу.
Он подскочил к «Волге», открыл багажник, достал оттуда металлический канат и победно помахал им в воздухе:
– Есть буксир!
Старшина и Деточкин общими усилиями прицепили мотоцикл к «Волге». Деточкин сел за руль машины, милиционер снова прыгнул в седло, и они покатили по шоссе, связанные одной веревочкой. Наконец непокорный мустанг чихнул и завелся. Проехав еще немного, они остановились. Деточкин отцепил канат.
– Спасибо, друг! – растроганно благодарил старшина. – Выручил.
– О чем разговор! – великодушно развел руками Юрий Иванович. – Человек человеку – друг...
– Точно, – подтвердил инспектор. – Случилась со мной беда – ты мне помог, случись с тобой беда – я тебе помогу...
– А вместе делаем общее дело, – оживился Деточкин, – ты по-своему, а я по-своему...
И они улыбнулись друг другу.
– Скажи, брат, – спросил Юрий Иванович, – тут телеграф есть поблизости?
– Ты езжай за мной! – предложил инспектор и возглавил автоколонну.
Теперь впереди ехал старшина на милицейском мотоцикле, а за ним неотступно следовал Деточкин на угнанной «Волге». В таком порядке они и прибыли в мотель.
Мотель – такая гостиница, где раньше всего заботятся об автомобиле, а потом уже о человеке. И, как ни странно, человека это вполне устраивает.
Машина здесь моется, отдыхает, поправляет свое здоровье, а ее владелец комфортабельно блаженствует в кругу себе подобных. Не привыкшее к ласке сердце автотуриста тает от восторга, и он начинает думать, что иметь машину хорошо. Вечерами в холле можно участвовать в викторине на тему «Правила уличного движения», а на спортивной площадке сыграть в популярную культмассовую игру «Не уверен – не обгоняй». Те, кто не любит игр и предпочитает тихую жизнь, могут посмотреть в лекционном зале научно-популярный фильм «Непереключение света ведет к аварии!».
Деточкину предложили место на стоянке и номер с балконом. Юрий Иванович отказался. Он заторопился на телеграф и отправил товарищу Квочкину скорбную депешу:
«Слезно прошу оформить отпуск пять тире шесть дней свой счет связи катастрофическим состоянием здоровья любимого племянника заранее благодарен Деточкин».
А рядом, в телефонной будке, старшина милиции выслушивал сообщение о том, что если на его участке появится бежевая «Волга» № 49–04 МОТ, то ее следует задержать.
Деточкин и инспектор вместе вышли на улицу. Они зашагали вдоль стоянки, где собрались машины самых разнообразных марок и цветов. Заметив, что за руль бежевой «Волги», точно такой же, как у Деточкина, садится дородный седой мужчина, инспектор бросил Юрия Ивановича на произвол судьбы и побежал.
– Документы на машину, пожалуйста! – услышал Деточкин.
– Прошу вас! – И седой мужчина, на лацкане пиджака которого поблескивал лауреатский значок, полез за документами.
Деточкин, почуяв, что дело пахнет керосином, заспешил к бывшей семицветовской «Волге». Он включил двигатель и в зеркальце, укрепленном над рулем, увидел, что теперь инспектор идет к нему.
Когда у тебя нет документов на машину, а их собираются проверять, то бегство на самом деле лучший путь к спасению. Деточкин, не мешкая, лихо рванул с места.
Стремительный старт бежевой «Волги» показался инспектору подозрительным. Он подбежал к своему мотоциклу и ударил ногой по педали. Двигатель сразу завелся. Мысленно поблагодарив за это Деточкина, инспектор устремился за ним в погоню.
Погоня! Какой детективный сюжет обходится без нее! В погоне может происходить все! Можно на обыкновенной лошади догнать курьерский поезд и вспрыгнуть на ходу на крышу купированного вагона! Можно запросто перескочить с одного небоскреба на другой! Можно пронестись на машине под самым носом электрички, хотя в действительности шлагбаум закрывают задолго до появления состава! Можно уцепиться за хвост реактивного лайнера, спрыгнуть в океан в нужном месте и схватить за горло мокрого преступника!
Один бежит – другой догоняет. Таков непреложный закон жанра. Детектив без погони – это как жизнь без любви.
Деточкин выжимал из рядовой «Волги» все, что она могла дать. Инспектор тоже выжимал из рядового мотоцикла максимум скорости. Выжимали они приблизительно одинаково, и расстояние между ними не сокращалось. Их разделяли двести метров, проигранных старшиной на старте.
Они нудно мчались без всяких происшествий. На дороге не было препятствий, моторы работали исправно, горючее было в изобилии, нервы гонщиков не сдавали.
Неизвестно, как долго бы это продолжалось и чем закончилось, если бы Деточкину не бросился в глаза дорожный знак: «Осторожно, дети!» Рядом приказывал второй знак: «Скорость 20 км!» И напоследок огромный плакат взывал: «Водитель! Будь осторожен! Здесь пионерский лагерь!»
Деточкин любил детей. Он резко затормозил. Стрелка спидометра поползла вниз и замерла на отметке «20».
Лицо Юрия Ивановича приняло мученическое выражение. Он видел, что инспектор приближается к нему с угрожающей быстротой.

Стиснув зубы, Деточкин продолжал ехать со скоростью двадцать километров в час. Инспектор был уже совсем близко. Деточкин понял, что это конец! Ему хотелось закрыть глаза, но он боялся задавить пионера.
Инспектор примчался к роковому рубежу и поглядел на запрещающие знаки.
Инспектор тоже любил детей и в благородстве не уступал Деточкину. Хотя догнать бежевую «Волгу» не составляло сейчас никакого труда, старшина резко затормозил и тоже поплелся со скоростью двадцать километров в час! Лицо его страдальчески исказилось, но он держал себя в руках и упорно тащился в темпе катафалка.
Зато Деточкин, которого умилил поступок инспектора, воодушевился.
Теперь они ехали друг за другом на расстоянии каких-нибудь двадцати метров. А по обеим сторонам шоссе в густой зелени виднелись светлые корпуса. Около них резвились пионеры. Им было категорически запрещено выбегать на дорогу.
Деточкин первым подъехал к концу детской зоны. Облегченно вздохнув, он сразу понесся как угорелый! Инспектор продолжал двигаться медленно. «Волга» удалялась!..
Но вот и инспектор тоже вырвался на свободу и устремился в бешеную погоню. Его отделяли от «Волги» прежние двести метров. Все началось сызнова!
Шоссе, по которому они мчались, пересекала автострада. Этот перекресток был новейшим сооружением в два этажа с поворотными бетонированными кругами. Сверху он, как известно, напоминал клеверный лист или две гигантские восьмерки.
Деточкин решил воспользоваться сложным переплетением дорог и уйти от старшины. Он повернул направо.
В свою очередь инспектор, надеясь перехитрить преследуемого, повернул налево, чтобы встретиться с ним лицом к лицу...
Началась диковинная гонка. Одурев от долгой погони и потеряв всяческую ориентацию, водители то мчались в разные стороны, то неслись навстречу друг другу, то инспектор оказывался впереди Деточкина и тот его старательно нагонял, то они менялись местами. Одним словом, была полная неразбериха.
Вдруг Деточкин увидел впереди тягач, который тащил за собой длинную пустую платформу. Деточкину пришла в голову дерзкая мысль.
Он с ходу вогнал свою «Волгу» на движущуюся платформу и затормозил. Милиционер проскочил мимо, удивляясь, куда девался преследуемый.
Водитель тягача спокойно жевал булку с любительской колбасой и ничего не подозревал, а Деточкин ехал на платформе, пока ему не надоело, затем дал задний ход, снова съехал на шоссе, и... тотчас же милицейский мотоцикл оказался рядом.
– Попался, брат! – торжествующе произнес инспектор.
– Да уж... попался... – согласился Деточкин.
– От милиции не уйдешь... – И, как водится, именно в этот момент мотоцикл чихнул и заглох!
Деточкин высунулся в окно и с удивлением отметил, что мотоцикл сначала отстал, а потом и вовсе остановился. Деточкин тоже остановил «Волгу», но на почтительном расстоянии.
Инспектор сполз с мотоцикла.
– Ты погоди, не уезжай! Понимаешь, опять аккумулятор!
– Я тебя предупреждал, – отозвался Деточкин, – со старым аккумулятором – это не жизнь!
Инспектор стал приближаться к «Волге».
Деточкин слегка нажал на газ. Машина тронулась с места. Деточкин соблюдал дистанцию. Так они и беседовали, словно инспектор ОРУДа вышел на шоссе проводить Юрия Ивановича и давал ему вдогонку последние дружеские наставления.
– Я этого всегда боялся! – сознался инспектор. – Будет важная работа, и он подведет! Вот не пересадили меня на новый мотоцикл!
– Сочувствую! – вздохнул Деточкин. – Не повезло тебе!
– Зато тебе повезло!
– Из нас двоих кому-то должно было повезти! – резонно заметил Юрий Иванович.
– А чего ты от меня удирал? – вдруг спросил инспектор.
– Привычка! – ответил Деточкин. – Ты догоняешь, я удираю!
– И у меня привычка! – поддержал шутку старшина. – Ты удираешь, я догоняю! Вышел бы, друг, помог завести мой мотоцикл. Подцепили бы к «Волге», как в прошлый раз... – Хотя на машине Деточкина стоял другой номер, а не «49–04 МОТ», инспектор превосходно понимал, что здесь дело нечисто.
– Э, нет, брат, – улыбнулся Юрий Иванович. – Я уже убедился, как ты отвечаешь на доброту... Счастливо тебе, и не поминай лихом!
И Деточкин пустился наутек!


Глава десятая, в которой следователь узнал, кто угоняет машины

Прибыв к осиротевшему гаражу Семицветовых, Максим Подберезовиков сразу выдвинул рабочую гипотезу: тут не обошлось без автокрана! Всякая догадка нуждается в подтверждении, и поэтому был проведен так называемый следственный эксперимент.
Во двор вызвали автокран. Правда, приехал не тот кран, который действовал ночью, но для эксперимента это не имело значения. Максим попросил Диму запереть гараж на замок. Затем Подберезовиков в точности повторил все ночные манипуляции вора, и, к восторгу многочисленных зевак, запрудивших двор, кран непринужденно поднял гараж в воздух.
Максим торжествовал. Таня гордилась любимым следователем. А Диме было не по себе оттого, что он сделался центром внимания.
С тех пор как преступник умудрился угнать семицветовскую «Волгу», Подберезовиков стал особенно популярен в следовательском отделе. Его коллеги в складчину приобрели для Максима ценный подарок.
Когда следователь вместе с помощницей, вернувшись с места происшествия, подвергал кропотливому анализу цепь роковых событий, дверь неожиданно распахнулась и в кабинет своим ходом шумно въехала игрушечная заводная бежевая «Волга». На ней был прикреплен бумажный номер «49–04 МОТ».
Видя, что из коридора за ним выжидающе наблюдают двадцать пар глаз, Максим не растерялся. Он бросился к машине, схватил ее и прижал к груди обеими руками.
– Таня! – ликующе закричал Максим. – Я ее поймал! Потому что весь коллектив, как один человек, пришел ко мне на помощь! Можно писать рапорт начальнику!
– Зачем писать? – крикнули из коридора. Там хотели, чтобы последнее слово осталось за ними. – Доложишь устно. Он тебя вызывает!
– Вот это уж неостроумно! – парировал Максим.
– Зато правдиво! – немедленно последовало в ответ.
Зазвонил телефон. Таня сняла трубку, и оказалось, что Максима действительно требует начальник.
Подберезовиков отдал игрушку Тане.
– Заприте ее в несгораемый шкаф! – громко, чтобы слышали в коридоре, распорядился он. – И поставьте часового, а то дерзкий бандит не постесняется угнать ее и отсюда!
И направился к начальнику, провожаемый одобрительными взглядами товарищей, оценивших его выдержку.
Справедливо ожидая разноса, Максим нервно переступил порог кабинета Георгия Сергеевича Калужского. Начальник поднялся из-за стола во весь свой двухметровый рост.
– Максим, вы удивитесь, но я вам завидую! – Предугадать ход мыслей Калужского было всегда невозможно, и Максим напряженно ожидал, что произойдет дальше. – Волчий капкан, – весело продолжал начальник, – японский замок, автокран – романтика! Вам все завидуют! Правда, вы не можете поймать преступника, но это уже мелочь! Зато вы с интересом наблюдаете, как разворачиваются события. Сознайтесь, вам нравится незаурядный жулик? Он неустанно угощает вас чем-нибудь новеньким. Может быть, он талантлив? Может быть, он талантливее вас?
– Очень может быть, – подавленно согласился Максим.
– Вы прекрасно устроились, – в той же насмешливой интонации продолжал Калужский. – Он будет себе угонять машины, а вы будете себе получать зарплату!..
– Но, Георгий Сергеевич... – взмолился Подберезовиков, чувствуя себя идиотом.
– Шутки шутками, – перебил Калужский, – но эта история стала уже скандальной. Мы назначили вас вместо несправившегося Чуланова, потому что вы подавали надежды. Но хватит подавать надежды, подавайте преступника!
Максим чувствовал свою вину и молчал.
Вконец добивая подчиненного, Калужский спросил:
– Скажите, Максим, какого цвета игрушечный автомобиль вам надо будет дарить в следующий раз?
Подберезовиков, убитый горем, вернулся к себе в кабинет. Таня не выдержала. Она решила спасти дорогого человека.

– Я вас люблю, Максим Петрович! – твердо заявила Таня.
Но объяснения не получилось. Как и следовало ожидать, Подберезовиков понял ее неправильно.
– Не надо меня утешать! – сказал Максим. – Я вас тоже люблю. Давайте-ка лучше задумаемся над странным влечением нашего друга именно к машине Семицветова.
Таня покорно снесла и это. Она знала, что ее удел – страдать!
Чтобы найти ключ к мучившей его загадке, Подберезовиков решил поближе познакомиться с личностью потерпевшего.
Раньше всего он направился к управдому. Следователь трижды приходил в часы приема, указанные в объявлении, но каждый раз дверь была заперта. Наконец ему удалось поймать водопроводчика. Он утешил Максима тем, что жильцы гоняются за управдомом месяцами – и ничего, живут... А от управдома все одно никакой пользы.
Максим не стал с ним спорить. Он поднялся лифтом на верхний этаж, намереваясь посетить соседей Семицветова.
– Вы что же, меня подозреваете в краже? – в упор спросил Ерохин из квартиры № 398.
– Что вы! – удивился Максим. – Но я хотел бы спросить, не подозреваете ли вы кого-нибудь?
– А я у вас сыщиком не служу! – Ерохин не выказывал желания продолжать разговор.
– Но машину-то угнали! – не унимался Максим. – Надо найти!
И тут Ерохин не сумел скрыть неприязни к своему соседу. И этому была причина – Ерохин не терпел паразитов.
– Я за Семицветова спокоен! Он новую купит! – И перешел в атаку на следователя: – До чего у вас профессия противная – выпытывать, выслеживать...
– А по-вашему, – в тон ответил Максим, – пусть себе воруют, расхищают?
– А они и так крадут и тащат. И дачи возводят! А вы им машины ищете, уважаемый товарищ следователь!
– Вы что же, хотите сказать, что Семицветов – жулик?
– Нет, – возразил Ерохин, – заявлять – это не по моей части!
– Понятно! – сказал Максим. – До свидания!
– Прощайте! – поправил его дотошный Ерохин.

В комиссионном магазине царила обычная торговая сутолока. Среди продавцов не было видно Димы. Его загнала в угол усатая покупательница с полновесным бюстом.
– Димочка, – шептала она басом прямо ему в лицо, – вы позвонили, и я тут как тут!
– Есть магнитофон «Грюндиг», – сообщил Дима, тщетно пытаясь высвободиться. – Стереофония. Идеальное состояние. Элегантный внешний облик. То, что вам надо!
– Выпишите, пожалуйста! – даже не поглядев магнитофона, согласилась женщина-усач. – Я все помню... – кокетливо намекнула она.
Но Дима решил внести поправку. Он растопырил пять пальцев на одной руке и дополнительно показал три пальца на второй.
– Мы же договорились – пять! – охнула покупательница.
– У меня изменились обстоятельства! – невозмутимо пояснил Дима. Они в самом деле изменились: Дима начал копить на новую машину.
Но сделка не успела состояться. Семицветов внезапно увидел следователя, который подходил к прилавку.
Дима похолодел. Он грубо оттолкнул даму и метнулся на свое рабочее место.
Он не знал, что Подберезовиков сначала посетил директора магазина. Тот выдал Диме превосходную аттестацию:
– Семицветов – гордость комиссионной торговли! Семицветов – это чуткость и отзывчивость! Семицветов – это знание продукции и проникновение в душу потребителя! Семицветов – это фотография на Доске передовиков!
– Я вижу, Семицветов – ваша слабость! – улыбнулся Максим.
– Семицветов – моя сила! – гордо объявил директор. Он был убежден в непогрешимости продавца.
– Здравствуйте, товарищ Семицветов! – поздоровался следователь, удивившись, что в таком заштатном теле помещается столько добродетелей. – Когда вы освободитесь, я хочу с вами поговорить.
– Я свободен! – пролепетал Дима. И про себя добавил: «Пока свободен!» Он был убежден, что Подберезовиков слышал его разговор с усатой хищницей.
И, как бы в подтверждение его догадки, следователь сказал:
– Вы сначала закончите с гражданкой ваши дела!
Потными от страха руками Семицветов выписывал чек на пресловутый «Грюндиг». Подберезовиков терпеливо ждал, дама поплыла в кассу. Максим с интересом рассматривал дорогой магнитофон.
– Может, вам нужен такой аппарат? – с надеждой спросил Семицветов.
– Спасибо, не нужен, – ответил Подберезовиков.
И в этот момент послышалось то, что сейчас больше всего боялся услышать Дима:
– Димочка, можно вас на минутку? – И усатая гренадерша сделала попытку снова загнать Семицветова в угол. На Подберезовикова она не обращала никакого внимания. Ей было невдомек, что это следователь.
– Пожалуйста, заберите вашу покупку! – стойко оборонялся Дима.
Увидев, что он не идет в угол, дама навалилась на прилавок и попыталась тут же всучить мзду.
– Не оскорбляйте мое достоинство советского продавца! – громко возмутился Семицветов.
– Но как же... я так не могу... – сконфузилась покупательница и предательским шепотом добавила: – Мы же договорились!
Максиму стало интересно.
– С кем и о чем вы договорились? – снова чересчур громко спросил Дима. Он переиграл и этим выдал себя. А Максим недаром был актером.
Женщина окончательно растерялась. Усы ее поникли.
Она схватила в охапку тяжелый магнитофон и с позором выкатилась из магазина.
– Унижают меня, третируют, топчут, – жалобно сказал Дима, ища поддержку у следователя.
– Я вам сочувствую! – не без сарказма заметил Максим. – И машину у вас угнали! Вы невезучий!
– Это правда! – согласился продавец.
– Почему же вы не спрашиваете о судьбе вашей «Волги»? – жестоко полюбопытствовал Максим.
– Я еще не успел, – неуклюже оправдался Дима. – А есть какие-нибудь новости?
– Нет! – сухо ответил Максим.
– Вы... Вы пришли еще что-нибудь узнать?
– Спасибо, я уже узнал.
И следователь покинул помещение.
Диме и правда не везло. Вернувшись домой в этот трагический день, он застал у себя Сокол-Кружкина.
– Я погиб! – с порога сообщил Дима. – Меня застукали! – И поведал родичам о визите следователя.
– Тебя посадят! – бодро сказал тесть. – А ты не воруй!
– Вы же у меня в доме! – огрызнулся Дима.
– Твой дом – тюрьма! – расхохотался Сокол-Кружкин.
– Папа! – решительно вмешалась Инна. – Твои казарменные шутки сегодня неуместны!
– Что же делать? Что же делать? – Дима не находил себе места.
– Сухари сушить! – от души посоветовал тесть.
– Надо дать следователю на лапу! – внесла предложение практичная Инна.
– Ты сошла с ума! – вздрогнул супруг.
– Надо дать много, и тогда он возьмет! – сказала Инна.
– Молчать! – зашелся Семен Васильевич. – Смирно! Не допущу! Позор!
Инна не позволила ему продолжать:
– С твоими поучениями, папочка, ты лучше бы выступал на рынке!
– Я торгую клубнику, выращенную собственными руками! – Семен Васильевич показал натруженные ладони. – А за взятки не то что зятя, родную дочь сотру в порошок!
Дима заплакал! Он плакал оттого, что, как сапер, подорвался на мине, что зазря потерял восемьдесят рублей, что надо будет всучить следователю взятку, а это страшно, оттого, что тесть у него мерзавец, и вообще оттого, что плохо быть вором в этой стране!
Сокол-Кружкин с презрением посмотрел на ревущего зятя и сказал, приступая к обеду.
– Ничего! В тюрьме тебя перевоспитают. Лет через десять вернешься другим человеком!..
Дима в отчаянии обхватил голову руками и прошептал:
– Жениться надо на сироте!..
Дима три дня носил в кармане изрядную сумму, упакованную в конверт с идиллическим рисунком, но не решался идти к следователю. На четвертый день Инна запихнула сопротивляющегося мужа в такси и привезла его к зданию прокуратуры.
Когда Дима поднимался по лестнице, от страха его поташнивало. В коридоре он начал икать и стал двигаться толчками в такт икоте. Он был столь взволнован, что ввалился в кабинет Подберезовикова, не постучав. Встретившись взглядом со следователем, Дима интуитивно осознал, что если он вручит конверт, то уже не выйдет из этого здания без конвоя.

И вдруг случилось самое страшное: Дима лишился дара речи!
– Здравствуйте! – недоуменно сказал Максим, не ожидавший посетителя.
Дима хотел ответить, но не сумел. Он только кивнул.
– Что-то опять случилось? – спросил следователь.
Дима отрицательно помотал головой.
– Что с вами? Вы плохо себя чувствуете?
Дима примитивно кивнул.
Максим налил в стакан воды и протянул немому.
Дима покачал головой. Он по-прежнему не мог вспомнить ни одного слова.
Ситуация стала забавлять Максима.
– Зачем вы пришли?
Ответить на подобный вопрос было чересчур сложной задачей для начинающего мима. Сделать то, ради чего он явился, – достать из кармана конверт и передать следователю – Дима почему-то не хотел. Он застыл как истукан, глупо моргая.
– Знаете, у меня нет времени играть с вами в молчанку! – прикрикнул Максим.
Дима обрадовался. Наконец у него появился предлог уйти, и уйти без вооруженного сопровождения. Он попятился к двери. На выходе, в предчувствии свободы, у него прорезался голос.
– Я пошел... – сказал Дима.
Правда, очутившись в коридоре, бывший немой не пошел, а побежал. Он вылетел на улицу, пронесся мимо жены и скрылся за углом.
Чтобы догнать сбежавшего, Инна снова прибегнула к помощи такси.
– Ну? – зашипела она, перехватив беглеца. – Что ты мчишься? Разве за тобой гонятся? Он взял, да?
– Ты – дура! – первый раз назвал жену ее настоящим именем Дима Семицветов...
Максим Подберезовиков переживал нелегкие дни. Как у всякого одаренного человека, у него было, конечно, чрезмерно развитое чувство самокритики. Он обзывал себя всякими нехорошими словами. Но это не помогало раскрытию преступления. Единственной усладой Подберезовикова оставались те вечера, когда он приходил во Дворец культуры и приобщался к гению Шекспира. Но последние две репетиции были отравлены тем, что не явился партнер Максима – Деточкин.
Подберезовиков направился к нему домой выяснить, в чем дело.
– Я из Народного театра, – представился Максим маме Деточкина.
Антонина Яковлевна встретила его радушно. Она скучала и была рада любому гостю.
– Я очень довольна, что Юра играет в театре. По-моему, у него есть способности. Я ненавижу Юрины командировки! – продолжала мама, как обычно, без всякой связи. – Всегда срывается среди ночи и исчезает. Люба права – тут что-то неладно...
– Кто это – Люба? – едва успел вставить Максим.
– Юрина невеста. Он какой-то несовременный – очень долго за ней ухаживает... Она водит троллейбусы – славная женщина! Они познакомились, когда он пришел ее страховать... Какие у страхового агента могут быть командировки? Почему он возвращается нервный? А на этот раз он заявил Любе, что поедет не в Тбилиси, а еще куда-нибудь. Вы не можете объяснить, что все это означает? Вы кто по профессии?
– Следователь! – Максим слушал монолог словоохотливой мамы Деточкина с возрастающей внутренней тревогой.
– Вот вы и разберитесь! – отреагировала на профессию Максима Антонина Яковлевна. – Когда я была молоденькой, за мной тоже ухаживал следователь, но я вышла замуж за красноармейца.
– А когда Юрий Иванович уехал? – спросил Подберезовиков с тайной надеждой.
– На нашей свадьбе гулял весь полк. Мы пели «Наш паровоз, вперед лети, в коммуне остановка», – продолжала вспоминать мама. – Вы знаете эту песню?
– «Иного нет у нас пути, в руках у нас винтовка», – закончил Максим. – Когда он все-таки уехал?
– Трое суток назад, ночью, – сказала Антонина Яковлевна. – Представьте себе, самое поразительное: он заехал прощаться к Любе на какой-то «Волге»!
– Может, это было такси? – Следователь должен быть человеком, который всегда сомневается.
– Нет, он сам был за рулем.
– Разве Юрий Иванович умеет водить машину?
– Еще бы! – с гордостью сказала мама, не подозревая того, что творит. – Десять лет шофером работал, потом в аварию попал. У него было сотрясение мозга. Он лежал у Склифосовского. Я тоже не выходила из больницы. Врачи советовали Юре пока не ездить. И он пошел в страховые агенты, временно, конечно. Я так хочу, чтоб они поженились! Я мечтаю о внуке или внучке, мне все равно!
Максим улучил удобный момент, поспешно распрощался и ушел.
Он был потрясен своим открытием.
Он вспоминал, и воспоминания жгли его сердце.
Деточкин проявлял болезненный интерес к поиску гла варя.
У Деточкина болела нога как раз на следующий день после истории с волчьим капканом...
Деточкин горячо защищал толстенького...
Деточкин обычно курил «Беломор», но тогда у него оказались сигареты «Друг»...
Наконец, Деточкин исчез той самой ночью, когда у Семицветова угнали машину...
Улики? А может быть, совпадения?
Нет, это улики! Но косвенные, а не прямые!
Тут Максим, который шагал по вечернему городу, остановился.
Он ясно увидел перед собой доверчивые, добрые, грустные глаза Юрия Ивановича, которые смотрели на него с укором.
И Максим осудил себя за дешевую подозрительность, за пристрастие к первой, поверхностной версии, за оскорбление дружбы.
«Юрий Иванович – скромный работяга, небогато живет, любит искусство. Как он грандиозно репетирует! Как он правдив, и естествен!
Нет, конечно, не Юрий Иванович крадет автомобили!
А может быть, все это маскировка?»
Максим опять зашагал по улице, ускоряя темп.
«Конечно, Деточкин притворяется! Он актер не только в Народном театре, но и в гуще народной жизни! Ведь я сам сообщил ему, что снял слежку с семицветовской машины, и он тотчас же нагло воспользовался моей откровенностью! Это не я оскорбляю дружбу, а Деточкин втоптал ее в грязь!»
Максим бежал и бежал по ночной Москве. Он задыхался. Он перестал бежать, остановился и обнял фонарный столб.
Подберезовиков являл собой образец сомневающегося следователя, и это было прекрасно!
Казалось, все нити вели к виновности Деточкина, но Подберезовиков упорно боролся с логикой, Сердце подсказывало ему, что тут дело не просто!
«Может, я ошибаюсь? – терзал себя Максим. – Может, я поддался на болтовню пожилой женщины? Надо еще раз тщательно все взвесить. У меня сдают нервы. Я готов посадить друга. Юрий Иванович не должен быть виновным!»
Максим вернулся домой. Он не спал ночь. Он страдал. Его мысли путались. Он изо всех сил сдерживал себя и остерегался выводов. Он сопоставлял факты. Он опровергал факты. Он ходил по комнате. Он пил кофе.
«Каждый преступник совершает свое преступление не ради удовольствия, а с конкретной целью. Для чего Деточкину похищать машины? Что делает он с таким количеством денег? Копит? Не похоже! Предается разгулу? Тоже маловероятно.
Нет, Юрий Иванович не преступник!..»
А утром следователь побежал в районную инспекцию Госстраха, все еще надеясь, что Юрий Иванович послан в командировку на служебной машине.
Но Яков Михайлович Квочкин окончательно разоблачил страхового агента:
– У Деточкина уйма хилых родственников. На этот раз вышел из строя его любимый племянник.
В душе Максима все оборвалось и рухнуло. Его положение стало отчаянным: вина Деточкина была теперь бесспорной!
Заставив себя отбросить эмоции, Подберезовиков приступил к выполнению служебного долга. К концу дня в кармане следователя лежало подписанное постановление на арест Деточкина Ю.И., обвиняемого в краже автомобилей!

Глава одиннадцатая, в которой человек, укравший машину, торопится от нее избавиться

Мерно шумело море. Отдыхающие, поверившие плакату, что Рижское взморье – лучшее место для отдыха, мерзли на песчаном берегу, не решаясь войти в холодную воду. Все были счастливы, так как сегодня не шел дождь. На пронизывающем ветру дрожали вековые сосны, распространяя вокруг себя полезный для здоровья аромат.
К пляжу подъехала бежевая «Волга», та самая. В отличие от других машин, из которых выскакивали полуголые курортники, из этой никто не вышел.
Рядом с Деточкиным, на переднем сиденье, отсчитывал деньги добротно откормленный элегантный мужчина с набриолиненными жидкими волосами.
– Десять, одиннадцать, двенадцать, тринадцать... – степенно перебирал рублевые бумажки покупатель машины.
– С ума сойти! – нервничал Деточкин. – У вас что же, все деньги рублями?
– По-старому это десять рублей, и, пожалуйста, вы что, не считаете рубль за деньги? Четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать...
– Это не по-честному! – был недоволен Деточкин. – Как я потащусь с охапкой денег?
– И, пожалуйста, не сбивайте меня, а то я вынужден буду начать сначала. Семнадцать, восемнадцать, девятнадцать...
Деточкин смирился и замолчал. У него не было другого покупателя. Вот уже три дня он мотался по Риге и ее живописным окрестностям, но никто не хотел покупать машину без документов. Положение Деточкина было отчаянным, как вдруг подвернулся этот тип.
Он считал очень долго. Невдалеке продрогшие курортники с ожесточением играли в волейбол. Некоторые согревались другим способом: отхлебывали из термосов горячий чай или из бутылок – более крепкие напитки.
Покупатель все еще считал. Кажется, он приближался к концу. Деточкин мысленно поблагодарил его за то, что он не припас мелочи.
– Пять тысяч четыреста девяносто восемь, пять тысяч четыреста девяносто девять, пять тысяч пятьсот, – закончил подсчет бесстрастный голос. – Все!
– Почему у вас деньги одними рублями? – не отставал Деточкин. – Это что-то подозрительно, нехорошо!
Новый владелец «Волги» насмешливо поглядел на Юрия Ивановича.
– Разве вы прокурор? Я же не интересуюсь, откуда у вас машина и почему на нее отсутствуют документы.
– А я могу ответить, – нисколько не смутился Деточкин. – Я угнал машину. Могу сообщить, у кого и за что...
– Сыграем в эту игру, – усмехнулся покупатель. – Я – пастор! Эти рубли – пожертвования моих прихожан. Ему! Но – осталось немножко...
– И вы верите в Бога? – поинтересовался Деточкин.
– Все люди верят. Одни верят, что Бог есть, другие верят, что Бога нет. И то и другое недоказуемо... Будете пересчитывать?
– Буду! – И Юрий Иванович приступил к обязанностям кассира.
Летний день клонился к вечеру. Надев мохнатые свитера или пальто деми, курортники переключались на новый вид отдыха. Толпа фланировала по берегу, увязая ногами в песке. Отдельные сумасшедшие пребывали в купальных костюмах, мужественно борясь с обледенением тела.
Деточкин вышел из «Волги», держа вздувшийся портфель, битком набитый рублями.
Пастор лихо развернул машину и умчался на проповедь.
А Деточкин пешком потопал на станцию и стал ожидать электричку.
Приехав в Ригу, он зашел в почтовое отделение и от имени Петрова Петра Петровича перевел тюк денег в город Метельск. Предварительно он проделал странные расчеты: из суммы в 5500 рублей он вычел 16 рублей – стоимость обратного билета в Москву на поезде вместе с постельным бельем, потом отбросил 13 рублей – командировочные, по 2 рубля 60 копеек в сутки, и 8 рублей 10 копеек – стоимость бензина на перегон машины из Москвы в Ригу. Получилось 5462 рубля 90 копеек. Из этой суммы он отнял стоимость почтового перевода – 109 рублей 25 копеек. Вот эту итоговую сумму, 5353 рубля 65 копеек, он и перевел почему-то в город Метельск.
Садясь в купированный вагон скорого поезда Рига – Москва, Деточкин дал себе клятву покончить с подобными делами. Никогда в жизни он не дотронется больше ни до одной чужой машины!
После каждой автомобильной авантюры Деточкин определенно решал, что именно этот случай – последний.
Уже подъезжая к Москве, Юрий Иванович привел в порядок документацию. Он достал из портфеля отчетную ведомость на выплату командировочных и в графе «фамилия» четко вывел «Деточкин Ю. И.». В рубрике «количество дней» он проставил цифру «5», расписался в получении денег, а затем приобщил к ведомости железнодорожный билет и квитанцию на перевод. Формальности были соблюдены.
В воскресенье утром поезд прибыл на станцию назначения. Деточкин с опаской вышел на перрон и привычно огляделся по сторонам. Никто к нему не подошел и не приказал: «Руки вверх!»
Юрий Иванович отыскал телефон-автомат и, волнуясь, набрал домашний номер.
– Мама, это я! – с напускной бодростью сказал Деточкин. – Я только что приехал. Я здоров! – Он выдержал небольшую паузу. – Дома все спокойно? Никто не приходил?
– Ты доигрался в своем Народном театре, – обрадовала сына мать. – К тебе заходил следователь!


Глава двенадцатая, в которой следователь и преступник выясняют отношения

– Когда ко мне приходил следователь? – спросил Деточкин, едва переступив порог родного дома.
– Позавчера, – ответила мама, подставляя щеку для поцелуя. – Ты пропустил по телевизору такой футбольный матч! Яшин стоял как бог!
Деточкин поцеловал маму.
– Что он обо мне спрашивал?
– В библиотеке «Огонька» вышел Мельников-Печерский. Я открываю его наново. Он ничего не спрашивал!
– А что ты ему наговорила? – Деточкину был знаком общительный характер Антонины Яковлевны.
– Я, как всегда, молчала. Я рта не раскрыла! – сказала мама, убежденная, что так и было.
– Почему он приходил? – настойчиво выспрашивал сын. – Он беспокоился, что я пропустил репетицию? Или у него была другая причина?
– Ну разве может возникнуть причина для прихода к тебе следователя?
– Мама, я же твой сын!
– Каждый день узнаешь что-нибудь сенсационное! – улыбнулась Антонина Яковлевна.
Как и все мамы, она не сомневалась, что ее сын – кристальной души человек, почти святой! Всю свою жизнь она воспитывала в Юре любовь к справедливости. Справедливость была коньком мамы Деточкина. Сейчас, с уходом на пенсию, она целиком посвятила себя служению этой безупречной идее. Встречаясь с недостатками, Антонина Яковлевна не проходила мимо и успешно боролась с ними при помощи писем в газеты. Пока Деточкин расправлялся с семицветовской «Волгой», мама проделала не менее трудную операцию. Она добилась закрытия «забегаловки», рассадника зла и порока, и теперь в освободившемся помещении шла стрельба. Здесь разместили тир данного микрорайона.
– Ты всегда возвращаешься из своих командировок взвинченный, – заметила мама. – Успокой свои нервы. Пойди в тир и постреляй в цель!
– Пожалуй, сегодня я промахнусь! – сказал Деточкин.
Он чувствовал себя скорее мишенью, нежели стрелком.
Весь воскресный день он потратил на мучительные размышления: идти вечером на репетицию или избегнуть встречи с Максимом?
«Подозревает меня следователь или он заходил как товарищ по сцене?» Деточкин не мог перенести проклятой неизвестности и мужественно отправился во Дворец ставить точки над «i».
Когда Юрий Иванович объявился в зрительном зале, режиссер учинил ему скандал. Постановщик орал, что Деточкин подводит всю команду, что предстоит решающая игра, то бишь премьера, и что он переведет его в дублирующий состав! В заключение режиссер сунул ему в руку длинную шпагу и погнал на сцену биться с первым попавшимся.
Когда пришел Максим, режиссер заодно намылил шею и ему. Максим тоже получил оружие и был послан на сцену схватиться с Деточкиным, как и полагалось по сюжету.
Так они и встретились, со шпагами в руках.
– Защищайтесь, сударь! – угрожающе сказал Максим. Впервые в жизни он приступил к допросу на освещенной сцене и в берете с пером.

– К вашим услугам! – в тон ответил Деточкин, пытаясь прочесть на лице Максима свою судьбу.
Следователь был непроницаем. Он стал в позицию и почувствовал, как во внутреннем кармане прошелестело постановление об аресте.
Деточкин тоже принял позицию.
Шпаги их скрестились!
– Я имею честь напасть на вас! – жестко сказал Максим. – Где вы пропадали?
– Черт возьми! – крикнул Деточкин, скрывая волнение. Он не знал, что следователь был в Госстрахе, и допустил промах: – Я ездил в командировку!
В пылу сражения участники не замечали, что разыгрывают сцену скорее по Дюма, чем по Шекспиру. Режиссер не мог прийти в себя от изумления.
– Как здоровье любимого племянника? – безжалостно спросил следователь, делая свой главный выпад.
– Какого племянника? – бессмысленно запирался Юрий Иванович.
– А волчий капкан? А больная нога? А сигареты «Друг»? – наносил удар за ударом Максим.
Точка над «i» была поставлена, и не одна!
Юрий Иванович осознал, что попался. У него помутилось в глазах. Подберезовиков понял, что пора переходить к следующему акту пьесы, где главным действующим лицом станет вышеупомянутое постановление.
– Прекратите отсебятину! – закричал из зала взбешенный режиссер. – Во времена Шекспира не было сигарет «Друг». И потом, почему вы перешли на прозу?
Деточкин, продолжавший по инерции размахивать оружием, с перепугу хватил противника по голове. Бедный Максим сразу же рухнул как подкошенный.
– Шпаги в ножны, господа, шпаги в ножны! – неожиданно для самого себя приказал режиссер, ставивший сцену дуэли и не по Дюма, и не по Шекспиру, а по модной в нынешнем футболе бразильской схеме 4 – 2 – 4.
Режиссер кинулся к Подберезовикову и убедился, что тот жив. Вместе с Деточкиным, который шептал оправдательные слова, они подняли тело с пола и отнесли на диван. Максим скоро пришел в себя. Успокоенный режиссер оставил противников наедине. Юрий Иванович положил на лоб следователю мокрую тряпку.
– Как вы себя чувствуете? – спросил Деточкин, участливо заглядывая в глаза своей жертве.
– Вашими заботами! – с иронией ответил Максим.
Деточкин возложил ему на лоб новую холодную повязку.
– Именно вас я никак не хотел ударить, даже нечаянно!
– Да, это мне понятно! – поверженному был не чужд сарказм.
– Ничего вы не понимаете! – с горечью вырвалось у Деточкина.
Подберезовиков внутренне согласился с ним. Он действительно еще не все понимал. Совесть не позволяла ему пустить в ход постановление об аресте, пока он не доберется до самой сути: что же толкнуло Деточкина на скользкий путь? Следователь настойчиво подавлял в себе теплые чувства, которые, несмотря ни на что, вызывал в нем неуклюжий, чуточку смешной Деточкин. Подберезовиков сбросил со лба повязку и встал.
– Нам надо поговорить!
Деточкин печально кивнул:
– Надо!
Они вышли на улицу и шли рядом, как магнитом притянутые друг к другу.
Оба не отваживались начать решающий разговор.
Они проходили мимо «Пивного зала».
– Зайдем! – нарушил молчание преступник.
– Зайдем! – печально согласился следователь.
«Пивной зал» был похож на баню – дикая жара, стены из белого кафеля и столы из мраморной крошки. Густой табачный дым вполне заменял клубы пара, пивная пена – мыльную, пиво лилось как вода, и, действительно, воды в нем хватало, но особенно дополнял сходство глухой гомон голосов.
При входе в «Пивной зал» посетители инстинктивно оглядывались, ища глазами шайку. Шайка здесь тоже была – ее возглавлял Филипп Картузов.
Подберезовиков и Деточкин отыскали свободный столик, заказали пива и раков. Не прошло и минуты, как им подали. Картузов требовал от официанток гоночного обслуживания. Клиенту не давали опомниться. Заказы выполнялись мгновенно. Это приводило неизбалованного едока в отличное расположение духа. Он вливал в себя разбавленное пиво и радовался.
Время от времени в зале появлялся Филипп, важный и недоступный. Он хозяйским оком окидывал баню. Убедившись, что предприятие работает на всю катушку, методично наматывая для него золотые ниточки, Филипп величественно удалялся.
Деточкин и Подберезовиков не замечали окружающей среды. Они не сводили глаз друг с друга. Все остальное было для них как бы не в фокусе.
– Откуда ты такой взялся? – допытывался Максим. – Мама у тебя хорошая, про паровоз поет... – Тут он окинул Юрия Ивановича подозрительным взглядом. – Простите, а вы не псих?
– Нет, у меня справка есть...
– Артист! Хороший артист! Я всегда говорил: настоящий жулик, как правило, настоящий артист! А человек вы осмотрительный, – продолжал Подберезовиков, – крали только у тех, кого вы считали жуликами. Я об этом давно догадался.
Деточкин не стал возражать.
– Вы надеялись, что это послужит на суде смягчающим обстоятельством. Возможно, вам скинут годик со срока...
Деточкин застенчиво молчал.
– Как вы докатились до этого? – выспрашивал Подберезовиков. – Ну объясните же мне!
– Ладно, – нарушил молчание припертый к стене Деточкин. – Я расскажу вам, как все это началось...
И Юрий Иванович поведал Максиму, как сразу после больницы пошел работать в гараж при торговой базе. В этом государственном учреждении процветала частная инициатива, и Юрию Ивановичу это не понравилось. Воспитанный мамой в любви к справедливости, он восстал! Но сплоченная компания дельцов своевременно выгнала его, «как не справившегося с работой». Деточкин озлобился. Он остался на мели. Ему срочно нужно было подработать. Он взялся перегнать только что купленную машину в другой город. Перегнать, а не угнать! В пути хозяева разоткровенничались, и Деточкин сообразил, что везет таких же расхитителей народного добра, с какими он общался на торговой базе. Один был крупный «специалист» по стройматериалам – вагонами крал. Его приятель ведал путевками – и тоже недурно жил. Юрий Иванович не выдержал. Он как бы нечаянно заглушил мотор, велел своим пассажирам выйти на шоссе и толкать «Волгу» сзади, пока она не заведется. Частники вылезли и стали усердно толкать. Они хорошо толкали, «Волга» завелась, и Юрий Иванович уехал, оставив жуликов на дороге.
– Я слышал эту легенду, но не знал, что она про вас, – сказал Максим.
– Про меня, – согласился легендарный Деточкин.
– Сколько вы всего продали автомобилей? – официально допрашивал Подберезовиков.
– Четыре!
– Допустим, четыре! – Следователь быстро считал в уме. – Это в старых деньгах выходит почти четверть миллиона.
Деточкин молчал.
– Приличные деньги! – допекал его Максим.
Деточкин молчал.
– Где вы прячете свой капитал?
На этот вопрос следователя нельзя было не ответить, и Деточкин показал на свой портфель.
– Здесь!
Портфель беспечно лежал на свободном стуле. Максим не поверил своей удаче. Он нашел не только преступника, но и деньги. Подберезовиков непроизвольно потянулся к вещественному доказательству. Деточкин сочувственно улыбнулся. Максим тотчас отдернул руку.
В этот момент к их столику степенно приблизился Филипп Картузов. В один из своих царских выходов он увидел следователя и теперь радушно приветствовал его:
– Здравствуйте! Что же вы мне ничего не сказали? Прошу вас вместе с другом перейти в отдельный кабинет!
– Спасибо, только незачем... – отказался Максим и, не упуская портфель из виду, отхлебнул пива.
Увидев, что следователь пьет не то пиво, Филипп проворно выхватил у него кружку и приказал:
– Раечка и Лидочка!
Понятливые официантки налетели на столик и с ловкостью завзятых грабительниц отняли у знатных гостей и пиво и раков. Максим все время следил, чтоб в суматохе не исчез портфель с богатством.
– Сейчас подадут свежее пиво. Только что завезли! – объявил толстяк. – И раков заменят.
– Их только что поймали? – ехидно спросил Деточкин. При виде благоденствующего врага он взъерепенился.
– Ваш друг – шутник! – невозмутимо сказал Картузов, мучительно вспоминая, где он встречал Деточкина. Образ страхового агента слабо отпечатался в его памяти.

Раечка и Лидочка принесли первоклассное пиво и отборных членистоногих.
– Кушайте на здоровье! – Филипп поборол желание осведомиться о своей машине и скрылся в табачном дыму.
– Идем отсюда! – предложил Максим, не притрагиваясь к продукции отличного качества.
– Уйти от такой вкусноты? – всполошился Деточкин. – Да ни за что! Вряд ли в тюрьме меня будут так угощать!
А Филипп Картузов вернулся к себе в директорский кабинет и опустился в кресло, по-бабьи подперев голову пухлой рукой.
«Зачем ко мне пожаловал следователь? – медленно, в меру способностей, отпущенных ему природой, размышлял Филипп. – Не такой он парень, этот Подберезовиков, чтобы без дела таскаться по кабакам».
Максим и Юрий Иванович молча сидели друг против друга. Пауза была тягостной. Максиму хотелось раскрыть портфель, но он разумно полагал, что бар – неподходящее место для демонстрации таких денег.
Деточкин превосходно понимал Максима. Он не хотел его больше мучить.
Юрий Иванович взял портфель на колени и стал расстегивать. Подберезовиков напряженно следил за каждым движением Деточкина. Тот выволок наружу аккуратную стопку бумаг и, смущаясь, положил ее на стол.
– Что это? – не понимал Максим.
– Документы, квитанции... – запинался Деточкин.
– Что еще за квитанции? – недоумевал Максим, которому вместо денег всучивали какие-то бумажки. Он с раздражением взял документы и стал их листать. Вдруг он покраснел. То, что он прочел, было посильнее, чем удар шпагой. Максиму стало нестерпимо стыдно за то, что он плохо думал о Деточкине.
Он прочел в этих квитанциях, что Юрий Иванович Деточкин переводил вырученные от продажи ворованных машин деньги в детский дом города Метельска на подарки ребятишкам!
– А сколько денег вы оставляли себе? – подавленно спросил Максим.
– Ничего не оставлял. Только на проезд и командировочные...
Да, дорогой зритель! Деточкин не брал себе денег! Он хоть и вор, но бескорыстный, честнейший человек! А переводил он деньги в Метельск потому, что в военные годы, когда мама ушла в ополчение, Юра воспитывался именно в этом детском доме.
В кабинет Картузова вбежала Раечка.
– Они разложили на столе бухгалтерские документы!
Сомнения покинули Филиппа. Он понял, что это – ревизия!
И тогда Картузов решил притупить бдительность следователя. В титанической борьбе с контролерами он применял адскую смесь собственноручного изобретения. На вкус это варево не отличалось от пива, но зато успешно приводило ревизора в состояние, именуемое далее в протоколах как «крайняя степень опьянения».
– Смесь номер один? – спросила умненькая Раечка, правильно оценив молчание своего заведующего.
– Соображаешь! – одобрил Филипп.
Официантка, окрыленная похвалой, галопом доставила гостям зашифрованный напиток.
Максиму и Деточкину было грустно. Оба понимали, что на них свалилась беда, и не знали, как быть.
Максим вдруг ощутил с предельной ясностью, что не сможет пустить в ход постановление об аресте!
Деточкин подумал: поймет ли мама и как ко всему отнесется Люба? В маме он был уверен – она поймет! Деточкин хотел увидеть Любу немедленно и сказать ей, что он опять попался в капкан! Но этот капкан пилой не перепилишь! А Максим думал, под какую спасительную статью подвести Деточкина, и с тоской признавался себе, что нужной статьи нет!
– Первую машину я не продавал, – сказал Деточкин, надеясь хоть этим как-то утешить товарища. – Я ее в Курске у милиции оставил. Приклеил к ветровому стеклу подробную объяснительную записку, а сам ушел на вокзал и вернулся в Москву.
Теперь молчал Подберезовиков.
– А со второй машиной, – продолжал давать чистосердечные показания Юрий Иванович, – несправедливость вышла. Я ее подогнал к милиции и тоже оставил записку, что это – машина жулика. А ее вернули владельцу. Тогда я и решил продавать...
Они молча сидели друг против друга, отхлебывая смесь № 1. Средневековая хитрость Филиппа Толстого удалась на славу. Максим вдруг понял, что нет для него человека роднее, чем Деточкин. А у Деточкина напрочь отказали сдерживающие центры.
– Я тебя люблю! – объяснил Максим. – Смотри, что я сейчас для тебя сделаю!
– Что? – живо заинтересовался Юрий Иванович.
Подберезовиков достал из кармана пресловутое постановление и показал Деточкину.
Деточкин его внимательно изучил – он впервые в жизни держал в руках столь ценную бумагу.
– А теперь верни ее мне, – велел Максим.
Юрий Иванович послушно вернул документ.
– А сейчас я ее порву! – торжественно заявил следователь. – Гляди!
– Не смей! – Деточкин кинулся на Максима. – Тебе попадет! Завязалась небольшая потасовка. С большим трудом преступник одолел следователя, вырвал у него приказ о собственном аресте и спрятал к себе в карман.
– Ладно! – Максим был настроен благодушно. – Дарю его тебе на память!
– Спасибо! – сказал Деточкин.
Они расплатились, по-братски поделив расходы, и вышли на улицу. Шагали обнявшись и вполголоса напевали:
Если я заболею,
к врачам обращаться не стану.
Обращусь я к друзьям —
не сочтите, что это в бреду:
постелите мне степь,
занавесьте мне окна туманом,
в изголовье повесьте упавшую с неба звезду...


– Слушай, друг, – попросил Деточкин, – не сажай меня до премьеры, прошу тебя...
– Я тебя вообще сажать не буду, живи свободно...
– Понимаешь, такая роль... Раз в жизни бывает.
– Играй премьеру и все последующие спектакли, – искренне разрешил Подберезовиков.
– Я пошел к Любе, – признался Юрий Иванович и пошел по улице, унося портфель со всеми документами.
– Под машину не попади! – отечески крикнул вдогонку Максим.


Глава тринадцатая, в которой Деточкин не успокаивается на достигнутом

Деточкин взял такси и помчал по хорошо знакомому троллейбусному маршруту. Был поздний вечер. Такси легко обгоняло освещенные полупустые троллейбусы.
Наконец показалась Любина машина. Деточкин обрадовался и попросил шофера такси подъехать к тротуару. Однако пока Юрий Иванович расплачивался, троллейбус отошел от остановки.
Деточкин пустился вдогонку. Настигнув беглеца, он уцепился за лесенку, ведущую на крышу.
Желание увидеть Любу было столь велико, что Деточкин не стал ждать следующей остановки. Он взобрался на крышу и с риском для жизни по-пластунски пополз вперед. Добравшись до переднего края, Деточкин бесстрашно свесился вниз и постучал кулаком по стеклу водителя.
Люба ахнула и затормозила. Она выскочила из кабины и с ужасом обнаружила на троллейбусной крыше своего нареченного.
– Люба, это я! – сообщил сверху Деточкин. – Я вернулся.
– Ну-ка, слезай! – растерянно скомандовала Люба.
– А ты не будешь ругать? – грустно спросил пьяненький Юрий Иванович. – Я торопился к тебе!
– Ты что, спятил? – вскипела Люба. – Спускайся немедленно!
– Нет, лучше я тут поеду! – уперся Деточкин.
– Сейчас я тебя оттуда скину! – сказала Люба и недвусмысленно направилась к лестнице.
Деточкин капитулировал. Он спрыгнул вниз и полез к Любе целоваться. Но Люба не позволяла себе на работе никаких вольностей. Она скрылась от пылких объятий в своей кабине. Деточкин последовал за ней, громко распевая:
– Я в Любин троллейбус сажусь на ходу, последний, случайный...
Люба рывком рванула с места, Деточкин плюхнулся на дерматиновое сиденье, не сводя с нее преданных собачьих глаз. Объяснение было бурным.
Люба честила Юрия Ивановича почем зря, безжалостно снимая с него стружку. Она говорила, что он скверно кончит, что он связался с какой-то бандой и стал хулиганом, разъезжает на подозрительных «Волгах» в сомнительные командировки, что он скоро сопьется и что туда ему и дорога!

Деточкин не стерпел незаслуженных оскорблений и рассказал Любе все.
Это произвело на нее неизгладимое впечатление.
Люба замолчала.
Троллейбус мчался по ночной Москве, спеша в парк. Это был последний рейс.
Ночью в троллейбусном парке рядами стояли пустые машины, и штанги над ними были приспущены, как флаги.
Люба и Деточкин молча вышагивали по узкой дорожке между троллейбусами. Дошли до конца одной дорожки, свернули на другую, снова шли между троллейбусами, которым, казалось, нет числа...
– Ведешь ты себя... – тихо сказала Люба, – как дитя, честное слово... Ведь посадят, понимаешь ты это или нет?
– Понимаю...
– Я тебя буду ждать... Сколько бы ни пришлось... Год, два, десять лет!
– Десять – это ты перебрала! – невесело заметил Деточкин.
– А если можно будет с тобой поехать, я поеду... И на Колыме люди живут, или где там еще?
Двое снова вышагивали по узкой тропинке между троллейбусами. Сотни машин собрались здесь на ночь, чтобы передохнуть перед большой работой...

Деточкин возвращался от Любы вдоль берега Москвы-реки. Великая река неторопливо несла свои чистые воды в Оку. Блики рассветных лучей, отражаясь в волнах, играли на задумчивом лице Юрия Ивановича. Он решил покончить с прошлым навсегда, и на этот раз – бесповоротно. Он достал из портфеля шляпу и хлопчатобумажные перчатки и без сожаления швырнул их в реку. Затем он выбросил гаечные ключи, отмычки, бутылку с подсолнечным маслом и картотеку учета жуликов. Инструменты потонули, а шляпа и картотека поплыли в Оку.
Деточкину стало хорошо. Он почувствовал себя светло и радостно и, главное, совершенно свободно.
И тут, как нарочно, он увидел двухцветную «Волгу» с номером 49–49 МОТ и сразу вспомнил, что ее владелец Стелькин – взяточник.
Деточкин помрачнел и задумался. Он не хотел подводить Подберезовикова. И наконец понял, как ему следует поступить.
Юрий Иванович побежал вдоль берега и догнал картотеку, которая, по счастью, еще не успела доплыть до Оки. С риском для жизни Деточкин перегнулся через парапет...
Несколько минут спустя похищенная двухцветная «Волга» влилась в поток уличного движения.
Деточкин подъехал к перекрестку, но проскочить не успел. Вспыхнул красный свет. «Волга» вздрогнула и, сердито урча, застыла у линии «стоп». Поглядывая на светофор, Деточкин думал о том, какой сюрприз преподнесет он Максиму Петровичу.
Деточкин не обратил внимания, что рядом у перекрестка встал троллейбус, набитый пассажирами.
Было бы просто нечестно перед зрителями, если бы это оказался какой-нибудь посторонний троллейбус, не имеющий отношения к данному сюжету. По счастью, все вышло как надо! За огромной троллейбусной баранкой восседала Люба. Она до сих пор не могла прийти в себя после вчерашних разъяснений Деточкина. И вдруг... увидела виновника своих тревог. Он сидел за рулем «Волги» в непринужденной позе собственника!
Загорелся зеленый сигнал, и «Волга» приемисто взяла с места.
Люба стала действовать не размышляя, повинуясь исключительно зову сердца. Троллейбус ринулся со старта как наскипидаренный! Пассажиры, стоявшие в проходе, свалились друг на друга.
Троллейбус наращивал скорость – видимо, у водителя были самые решительные намерения. Троллейбус проскочил остановку, как курьерский поезд – полустанок. Пассажиры стали кричать, взывая о помощи.
– Товарищи, спокойно! – пытался установить порядок незнамо откуда взявшийся храбрец. – У нашего шофера отказали тормоза.
Троллейбус лавировал между машинами, не снижая темпа. Пешеходы спасались бегством, сбивая соседние автомобили.
А Юрий Иванович Деточкин, вызвавший весь этот сыр-бор, быстро ехал впереди, не оглядываясь и не подозревая о том, что творится у него за спиной.
Он спокойно свернул с магистрали в нужный ему переулок.
Троллейбус, порвав с проводами, последовал тем же путем. Штанги соскочили и стали буйно метаться из стороны в сторону, круша фонари на столбах и окна в бельэтаже. Обесточенный троллейбус беспомощно остановился. Люба заплакала. А двухцветная «Волга» скрылась вдали. Деточкин спешил к Максиму. Вот он проехал гулкую арку ворот, поставил машину во дворе, у окон прокуратуры, и... ушел!
Этим же утром Максим Подберезовиков вошел в кабинет радостно возбужденным.
– Таня, – сказал он, – этот человек – он превосходный человек!
– Кто? – не поняла Таня.
– Тот, кто угонял машины!
– Вор не может быть превосходным человеком! – безапелляционно заметила Таня. – В институте мы этого не проходили!
Подберезовиков поглядел на помощницу, как редактор – на опечатку.
– Может! – непедагогично сказал Максим. – Кроме того, он мой друг!
– Поняла! – радостно воскликнула Таня. – Для того чтобы поймать жулика, вы сначала подружились с ним! Вы великий следователь!
Подберезовиков смутился и опять ничего не понял. Так он и проживет жизнь, не узнав, что рядом с ним, в служебном кабинете, долго и упорно билось в унисон преданное сердце.
В дверь постучали.
– Войдите! – разрешил Подберезовиков.
В кабинете появился лохматый субъект с портфелем, как у Деточкина, и сразу обрадовал следователя:
– У меня угнали машину! Среди бела дня! В центре города! Безобразие!
– Садитесь, пожалуйста! – предложил Подберезовиков посетителю. – Ваша фамилия?
– Легостаев, Владимир Степанович. Вот документы на машину. – И, присаживаясь, он протянул Подберезовикову технический паспорт.
Максим не стал смотреть документы.
– Ваша профессия? – спросил он, явно находясь под влиянием идей Деточкина.
– Какое это имеет значение?
– Первостепенное! – со всей серьезностью ответил следователь, с опаской думая, не зря ли он дал отсрочку Юрию Ивановичу.
Лохматый посетитель пожал плечами.
– Я доктор физико-математических наук. Руковожу лабораторией.
– А на самом деле? – машинально спросил Максим. Ученый уставился на Максима.
– Вообще я шпион Уругвая. А что, это так заметно, товарищ следователь? Чем вы, собственно говоря, занимаетесь?
– Значит, это не он! – сказал следователь, переставая думать о Деточкине.
Доктор наук заерзал в кресле, поняв, что ему не видать своей машины.
Пятнадцать минут спустя вместе с потерпевшим Легостаевым Подберезовиков выехал на место происшествия и, конечно, не нашел там украденного автомобиля.
Когда он вернулся в управление, Таня доложила, что звонил какой-то Деточкин.
Максим насторожился.
Вроде бы Юрию Ивановичу до премьеры незачем больше тревожиться. Не замешан ли все-таки Деточкин в афере с новой машиной?
И когда раздался звонок, Максим бросился к телефону.
– Скажите, – Деточкин сразу взял быка за рога, – вы уже слышали, что сегодня опять угнали машину?
Максим выронил трубку. В автоматной будке Деточкин терпеливо ждал, пока его друг придет в норму.
– Куда у вас в кабинете выходят окна? – задал следующий вопрос Юрий Иванович, когда Подберезовиков снова задышал в аппарат.
Максим распахнул окно, выглянул во двор и застонал.
Двухцветная «Волга» № 49–49 серия МОТ стояла внизу, как раз под его окнами.
– Зачем вы это сделали? – захрипел в телефон Максим. – С каких это пор вы угоняете машины у честных людей? Где же ваши принципы?!
– Э, нет, – запротестовал Деточкин, – это машина Стелькина, а он взяточник!
– Какой еще Стелькин? – негодовал Максим. – Это машина известного ученого, доктора наук. Он только что был здесь! Документы на машину я держу в руках.
– Минуточку! – с настырностью маньяка не отступал Деточкин. – Я сверюсь с картотекой.
Он полез в портфель, проверил и сообщил:
– Нет, это машина Стелькина.
Подберезовиков зашелся от ярости.
И потому что он молчал, Деточкин вдруг осознал, что произошла катастрофическая ошибка.
– Не может быть... – залепетал Деточкин. – Неужели я так ошибся?
– Вы сейчас же перегоните «Волгу» ее владельцу! – потребовал Подберезовиков. – Запишите адрес. О выполнении доложите мне!

Люба и мама опять сидели в первом ряду. У обеих болело сердце. Люба была вынуждена взять отпуск за свой счет. В районной инспекции Госстраха тоже никто не работал. Все сотрудники во главе с Яковом Михайловичем Квочкиным не выходили из зала суда, переживая за сослуживца. Работники прокуратуры вместе с Максимом и Таней явились на процесс, отложив следственные дела. А не пойманные ими преступники вольготно разгуливали на свободе.
Кроме заинтересованных лиц в зале находилось еще немало народу. И оставалось неясным, почему же они не трудятся.
Сокол-Кружкин прервал осенне-полевые работы и тоже торчал здесь вместе с дочерью. Димы с ними не было. Соблюдая семейные правила, Инна оформила мужу доверенность на выступление в суде. И Семицветова, вместе с другими потерпевшими, заперли в комнате для свидетелей. Для них время тянулось особенно медленно. Пеночкин предложил составить «пульку» и достал из кармана две колоды карт. Чтобы забыться, играли по крупной ставке со всеми достижениями преферанса – с «темными, разбойником, со скачками и бомбами». Диме и тут не повезло. Он просадил шестьдесят три рубля.
Прокурор долго и с пристрастием допрашивал Деточкина:
– Кто дал вам право отбирать машины и тем самым подменять собой государство?
– Я не подменял государство, я ему помогал!
– Вы готовили отчет по каждой машине. Значит, вы знали, что вам придется держать ответ?
– Да! – простодушно согласился Деточкин.
И прокурор сразу поймал его:
– Вы понимаете, что этим фактически признаете вину? Когда вы отрицали свою виновность, вы лгали!
– Юра никогда не лжет! – громко запротестовала мама, привстав со своего места.
Судья призвал ее к порядку.
Прокурор впился в Деточкина, как клещ. Он терзал его ехидными вопросами. Он был очень любопытен, этот прокурор. Он во все лез, ему до всего было дело. Он расставлял ловушки, старался сбить с толку. Он имел точную цель: доказать суду, что Деточкин – опасный тип.
Представитель обвинения измучил Юрия Ивановича. Мама и Люба просто возненавидели прокурора, а Максим переживал, что не может прийти другу на помощь.
– Этот малый его упечет! – вслух оценил прокурорскую дотошность Сокол-Кружкин.
Когда суд перешел к допросу потерпевших, положение Деточкина ухудшилось. Свидетели ненавидели Деточкина, и не без оснований. Они клепали на подсудимого, настраивая против него и публику и суд.
Вызванный первым Филипп Картузов упирал на то, что кража его машины – кража со взломом. Надо покопаться в биографии взломщика, может, на его совести лежит еще не один вскрытый сейф?
Вслед за Филиппом давал показания пастор.
– Мои деньги пропали, – вкрадчиво говорил умный пастор, – но они пошли на хорошее дело, угодное Богу, поскольку товарищ подсудимый отдал их детям. Я никаких претензий к нему не имею.
Однако свидетель Пеночкин претензии к подсудимому имел. Пеночкин подал суду мысль о том, что еще неизвестно, сколько денег оседало в карманах преступника после продажи машин. Да, он переводил деньги в детский дом, чтобы... пустить следствие по ложному следу.
– А за ...олько на... амом ...еле он ... родавал ...шины? – размахивал руками Пеночкин. – Ни ...дин ...ормальный ...еловек не ...танет ...аниматься этим ...роста так!.. Значит, он ...богащался!
Деточкин безучастно молчал. Он чувствовал себя песчинкой в пустыне закона.
– Юра, почему ты молчишь? – вскрикнула мама.
Судья объявил перерыв. Максим прорвался к Деточкину и долго ругал его за пессимизм. Мама и Люба сидели по обе стороны подсудимого и гладили его худые, острые колени. Мама гладила левое колено, Люба – правое. И Деточкин, как Антей, воспрянул духом!
После перерыва центром внимания сделался Дима Семицветов, который, как известно, рекламы не любил.
– Этот тип замахнулся на самое святое, что у нас есть, – патетически говорил Дима, – на Конституцию. В ней записано: каждый человек имеет право на личную собственность. Оно охраняется законом. Каждый имеет право иметь машину, дачу, книги, деньги... Деньги, товарищи, еще никто не отменял. От каждого по способности, каждому по труду в его наличных деньгах...
Прокурор поднялся с места и сделал важное сообщение:
– Следственные органы доводят до сведения суда, что против свидетеля Семицветова возбуждено уголовное дело!
Дима помертвел.
– Давно пора! – пророкотал зычный баритон Сокол-Кружкина. – Мы не допустим, чтобы рядом с нами обделывала делишки всякая шваль!
Инна заплакала.
– Ничего! – утешал ее отец. – Найдешь себе другого, честного!
– А почему меня одного? – в припадке отчаяния Семицветов раскрыл некрасивое нутро. – А другие свидетели лучше, что ли?
– И до них доберутся! – успокоил тесть.
Семицветов сделал несколько шагов и упал на скамью возле Деточкина.
Юрий Иванович вскочил.
– Гражданин судья, я не хочу сидеть рядом с ним!
– Не паясничайте! – оборвал председательствующий, и Деточкин сел подальше от Семицветова, на самый краешек скамьи. – А вы, гражданин Семицветов, не ускоряйте событий!
Дима вскочил со скамьи и выбежал из зала. Если будущее Семицветова вырисовывалось теперь довольно ясно, то судьба Юрия Ивановича Деточкина оставалась еще туманной.
Наконец суд вызвал самого важного свидетеля – Максима Подберезовикова. Ввиду торжественного момента Максим явился на суд в милицейской форме.
– Уважаемые товарищи судьи! – заговорил Максим. – Сначала я вел это дело как следователь, но, когда выяснилось, что обвиняемый – мой друг, я отказался от ведения дела и выступаю сейчас только как свидетель. Я понимаю, товарищи судьи, перед вами сложная задача: Деточкин нарушал закон, но нарушал из благородных намерений. Он продавал машины, но отдавал деньги детям... Он, конечно, виноват, но он, – сдержал слезы Подберезовиков, – конечно, не виноват. Пожалейте его, товарищи судьи, он очень хороший человек...
– И отличный работник! – крикнул с места Квочкин и напустился на соседа, который не проронил ни слова: – А вы не знаете, так молчите!..
Суд перешел к прениям сторон.
Слово получил прокурор.
– Сегодня суд рассматривает необычное дело. Подсудимый может вызвать у недальновидных людей жалость и даже сочувствие! На самом деле это опасный преступник, вступивший на порочный путь идеализации воровства! Если взять на вооружение философию преступника, то можно отбирать машины, поджигать дачи и грабить квартиры! Поступки Деточкина могут послужить примером для подражания. Государство само ведет борьбу с расхитителями общественного добра и не нуждается в услугах подобного рода. Я настаиваю на применении к подсудимому строжайших мер наказания, как к лицу социально опасному!
– Изверг! – крикнула мама. Она не могла больше молчать.
– Женщину в первом ряду удалите из зала! – распорядился судья.
Антонина Яковлевна встала и с гордостью направилась к выходу. Уже в дверях, как болельщица своего сына, она снова крикнула:
– Судью на мыло!
Люба тоже не выдержала:
– Не осуждайте Юру, он не виноват!
В зале поднялась сумятица. Все стали вскакивать с места. Судья, срывая голос, перекрыл всеобщий шум:
– Я требую тишины или немедленно очищу зал!
Угроза подействовала. Стало тихо.
– Подсудимый, вам предоставляется последнее слово! – объявил председательствующий.
Деточкин встал.
– Граждане судьи! Может быть, я и неправильно действовал, но от чистого сердца! Не мог я этого терпеть! Ведь воруют! И много воруют! Я ведь вам помочь хотел, граждане судьи, и потому все это вот так и получилось... Отпустите меня, пожалуйста! Я... я больше не буду... честное слово, не буду...
На этот раз из глаз Максима Подберезовикова покатились редкие, скупые слезы.
Люба стиснула зубы.
– Свободу Юрию Деточкину! – пронесся над залом страстный призыв Сокол-Кружкина.
Суд поспешно удалился на совещание.
Перед судьями стояла неразрешимая дилемма: с одной стороны, Деточкин крал, с другой стороны, не наживался!

Судьи пребывали в растерянности. Им нельзя было позавидовать!
Дорогой зритель! Пожалуйста, вынеси сам приговор Юрию Деточкину. Суд не прочь переложить эту ответственность на твои плечи. Как и подавляющее большинство населения, ты не знаком с Уголовным кодексом, и поэтому тебе легче определить приговор. Если ты добр, то смягчишь участь Юрия Ивановича, а если строг – валяй, сажай Деточкина за решетку!
Определяя меру наказания, помни, что во время следствия Деточкин подвергался судебно-медицинской экспертизе и был признан психически нормальным.


Глава шестнадцатая, вроде бы последняя

По иронии судьбы рукопись киноповести «Берегись автомобиля» попала на обсуждение в Управление художественного свиста. Никогда не угадаешь, где будут обсуждать твою рукопись.
К этому времени УХС окрепло, разрослось, провело сокращение штатов, и четыреста девяносто семь уцелевших сотрудников, видимо, не зря получали заработную плату. Художественный свист находился на подъеме и даже проник в некоторые смежные области искусства.
Обсуждение происходило в Главном художественном совете, где председательствовал сам С.И. Стулов. Пришли сорок три сотрудника, из коих тридцать четыре рукописи не читали. Это не помешало им высказывать о ней суждение. В порядке исключения пригласили авторов.
Тон, в котором велось обсуждение, был крайне доброжелательным. Все выступавшие говорили корректно и не скупились на добрые слова.
Обаятельный Согрешилин был особенно ласков:
– Родные мои! Я бы внес в это милое сочинение одно пустяковое изменение. Солнышки вы мои! Не надо, чтобы Деточкин угонял машины! Зачем это? Я бы посоветовал так: бдительный Деточкин приносит соответствующее заявление в соответствующую организацию. В заявлении написано, что Семицветов, Картузов и... кто там еще?.. Пеночкин – жулики. Их хватают, судят и приговаривают! Получится полезная и, главное, смешная кинокомедия.
– Молодец! – похвалил оратора Стулов.
– Ненаглядные вы мои! – продолжал Согрешилин, пытаясь обнять сразу двух авторов. – Подумали ли вы, какой пример подает ваш Деточкин? Ведь, посмотрев картину, все начнут угонять машины!
– Но ведь Отелло, – вскочил один из авторов, – душит Дездемону во всех театрах мира, а также в кино! Разве потом ревнивые мужья убивают своих жен?
– Молодец! – эмоционально вскричал Стулов, который любил жену.
– Душа моя! – Согрешилин поставил автора на место. – Зачем же сравнивать себя с Шекспиром? Это по меньшей мере нескромно...
– Товарищи, поймите нас! – поддержала Согрешилина хорошенькая женщина с высшим гуманитарным образованием. – Вы же симпатизируете своему герою. А он – вор! По сути дела, вы поощряете воровство!
На этот раз подпрыгнул другой автор:
– Но ведь Деточкин бескорыстен!
– Ни один нормальный человек, – перебил Согрешилин, – не станет возвращать деньги. Это не типично!
– И поэтому, – обольстительно улыбнулась хорошенькая женщина, – совершенно непонятно, ради чего будет поставлен фильм.
– Как – непонятно! – хором завопили авторы. – Фильм будет направлен против Семицветовых! Против того, что они существуют в нашей стране! А сюжетная линия Деточкина – это же литературный прием, юмористический ход. Кинокартина все-таки будет юмористической, можно даже сказать, сатирической.
При слове «сатирической» наступило неловкое молчание. Обсуждение зашло в тупик. Никто не хотел одобрять. Все знали, что не одобрять – безопасней. За это «не» еще никого никогда не наказывали! Но не одобрять в письменной форме тоже как-то не хотелось. Все-таки документ!
– Родные мои! – вдруг нашелся Согрешилин. – Посадят авторы Деточкина в тюрьму или нет? Пусть они решат его участь, тогда мы возобновим обсуждение.
– Деточкина надо посадить! – указал заместитель начальника управления.
– Молодец! – согласился Стулов.
– Деточкина не следует сажать! – категорически возразил другой заместитель.
– Молодец! – снова согласился Стулов.
Положение авторов стало безвыходным.
В этот момент дверь распахнулась. В сопровождении конвоиров в помещение Главного художественного совета вошел герой.
– Молодец! – по-детски обрадовался Стулов при виде Юрия Ивановича. – Я тебя знаю!
Деточкин не без улыбки познакомился с авторами и объявил всем собравшимся:
– Мне надоело ждать! Меня не волнует, что станет с фильмом! Меня волнует, что будет со мной!
– Пусть решают авторы! Мы не навязываем им точку зрения! – подытожил С.И. Стулов.
– Будем выкручиваться! – пообещали авторы, которые к этому привыкли.
Обсуждение пошло им на пользу, и они написали «счастливый эпилог».
Счастливый эпилог
Прошло время. Неизвестно сколько. Но, вероятно, немного... По улице шел Деточкин без охраны.
Он направился к телефонной будке, зашел в нее и набрал домашний номер.
– Мама, это я, – нежно сказал Деточкин.
– Ты откуда звонишь, из тюрьмы? – удивилась мама.
– Нет, из автомата. Меня выпустили...
– Наверно, ты им надоел! – сказала мама.
Потом Деточкин позвонил Подберезовикову.
– Привет! – сказал Деточкин.
– Привет! – отозвался Максим, узнав друга по голосу.
– Как дела? – спросил Деточкин.
– Нормально! – откликнулся Максим.
– До встречи! – сказал Деточкин.
– До скорой! – поправил его Максим.
Несколько минут спустя сутулая фигура уже маячила на троллейбусной остановке. Когда подошел родимый троллейбус, Юрий Иванович засуетился. Он обошел машину кругом и, сдернув с головы кепку, заглянул в окошко водителя.
– Люба! – позвал наголо обритый Деточкин. – Здравствуй, Люба! Я вернулся!

P. S. Своего сына Деточкины назвали Максимом.