Printable View
как понять последнюю фразу? Спасибо!Quote:
Нынче весной так-то подошел табун важный, зачернелся. «Отцу и сыну...» — уж хотел стрелить. Как она фыркнет на своих на поросят: «Беда, мол, детки: человек сидит»,— и затрещали все прочь по кустам. Так так бы, кажется, зубом съел ее.
In fact, the whole text is barely understandible efen for me (native speaker). But the last phrase is the easy one: it is expression of hate towards «her» (I do not know who is meant here). May be «she» has made a mistake or undesired behaviour from the speaker's point of view.
«Стрелить» is a perverted form of «стрелять».
:mosking: Не, я тоже Толстого не люблю, но не настолько же...Quote:
Originally Posted by SAn
This is a thick and archaic Southern dialect. (Its literary rendition, anyway.) And yes, it's difficult to understand for modern speakers. But yes, the hunter expresses his exasperation at a wild sow who was too smart and warned her piglets.
It used to be quite common to use things like that in the literature, at one time... But not all the writers were able to pull it off as well as Tolstoy did here, so by the 30s or so it began to be considered a cliché and bad style... See, for example, short story by Yilf & Petrov "Техника на грани фантастики" where the major part of the humor is based on various misuses of dialectisms. (or as authors have put it, of "language of a play for an amateur theater")
Anyway, here's more context, if anyone has any other theories of what the hunter meant:
Quote:
– Так о чем бишь я говорил? – продолжал он, припоминая. – Так вот я какой человек! Я охотник. Против меня другого охотника по полку нету. Я тебе всякого зверя, всяку птицу найду и укажу; и что и где – все знаю. У меня и собаки есть, и два ружья есть, и сети, и кобылка, и ястреб, – все есть, благодарю Бога. Коли ты настоящий охотник, не хвастаешь, я тебе все покажу. Я какой человек? След найду, – уж я его знаю, зверя, и знаю, где ему лечь и куда пить или валяться придет. Лопазик[21. - «Лопазик» называется место для сиденья на столбах или деревьях.] сделаю и сижу ночь, караулю. Что дома-то сидеть! Только нагрешишь, пьян надуешься. Еще бабы тут придут, тары да бары; мальчишки кричат; угоришь еще. То ли дело, на зорьке выйдешь, местечко выберешь, камыш прижмешь, сядешь и сидишь, добрый молодец, дожидаешься. Все-то ты знаешь, что в лесу делается. На небо взглянешь – звездочки ходят, рассматриваешь по ним, гляди, времени много ли. Кругом поглядишь – лес шелыхается, все ждешь, вот-вот затрещит, придет кабан мазаться. Слушаешь, как там орлы молодые запищат, петухи ли в станице откликнутся, или гуси. Гуси – так до полночи, значит. И все это я знаю. А то как ружье где далече ударит, мысли придут. Подумаешь: кто это стрелял? Казак, так же как я, зверя выждал, и попал ли он его, или так только, испортил, и пойдет, сердечный, по камышу кровь мазать так, даром. Не люблю! ох, не люблю! Зачем зверя испортил? Дурак! Дурак! Или думаешь себе: «Может, абрек какого казачонка глупого убил». Все это в голове у тебя ходит. А то раз сидел я на воде; смотрю – зыбка сверху плывет. Вовсе целая, только край отломан. То-то мысли пришли. Чья такая зыбка? Должно, думаю, ваши черти солдаты в аул пришли, чеченок побрали, ребеночка убил какой черт: взял за ножки да об угол. Разве не делают так-то? Эх, души нет в людях! И такие мысли пришли, жалко стало. Думаю: зыбку бросили и бабу угнали, дом сожгли, а джигит взял ружье, на нашу сторону пошел грабить. Все сидишь, думаешь. Да как заслышишь, по чаще табунок ломится, так и застучит в тебе что. Матушки, подойдите! Обнюхают, думаешь себе; сидишь, не дрогнешься, а сердце: дун! дун! дун! Так тебя и подкидывает. Нынче весной так-то подошел табун важный, зачернелся. «Отцу и Сыну…» – уж хотел стрелить. Как она фыркнет на своих на поросят: «Беда, мол, детки: человек сидит», – и затрещали все прочь по кустам. Так так бы, кажется, зубом съел ее.
– Как же это свинья поросятам сказала, что человек сидит? – спросил Оленин.
– А ты как думал? Ты думал, он дурак, зверь-то? Нет, он умней человека, даром что свинья называется. Он все знает. Хоть то в пример возьми: человек по следу пройдет, не заметит, а свинья как наткнется на твой след, так сейчас отдует и прочь; значит, ум в ней есть, что ты свою вонь не чувствуешь, а она слышит. Да и то сказать: ты ее убить хочешь, а она по лесу живая гулять хочет. У тебя такой закон, а у нее такой закон. Она свинья, а все она не хуже тебя; такая же тварь Божия. Эхма! Глуп человек, глуп, глуп человек! – повторил несколько раз старик и, опустив голову, задумался.
Quote:
Originally Posted by SAn
Ok. That's what I wanted to know. Thanks! :)Quote:
Originally Posted by ac220
It's much better to say "corrupted" or "bastardized" in this context -- "perverted" sounds ridiculously strong when speaking about the incorrect use of only one word.Quote:
Originally Posted by SAn
But you can definitely say "a perverted form" or "a perversion" if you wish to show contempt for the entire output of a writer or other artist, or an entire genre or style of writing/speaking:
Since "perversion" literally refers to unnatural sexual sins, both of these examples draw a metaphoric comparison with the inhabitants of Sodom and Gomorrah -- in other words, it's very harsh criticism. (And even when it's simply an aesthetic metaphor, the term "perversion" should be used with caution, because it can remind people too much of "entartete Kunst"!)Quote:
Michael Bay's movies pervert the cinematic art.
Bureaucratic euphemisms are a perversion of good English.
OK, I see. So, we have the same word in Russian: «извращённый».Quote:
Originally Posted by Throbert McGee